неподвижных солдат. И, наконец, частая пальба и беспорядочная канонада крепости – которая, впрочем, вскоре смолкла. «Ну вот и все – подумал я – громоподобная симфония воды и пламени отзвенела и отзвучала».
Что же останется к рассвету от нашего великолепного города? Изначальное пустое и неприветливое ингерманландское болото, наполненное жуками и холоднокровными скользкими гадами? Как знать. Быть может, не будет даже воспоминаний. Кто будет помнить? Кому это нужно? Останутся еще лишь сиротливые солдатские сапоги, бултыхающиеся на потревоженной водяной поверхности. Не слишком много, конечно. Ну, еще лишь ветер, ветер, ветер. Куда уж без тебя, приятель.
Выборгская сторона еще ждала своего часа. Навстречу мне по направлению к Финляндскому вокзалу мчала, напрягая последние силы, ломовая телега, груженая битым кирпичом и вообще всяким строительным мусором. Уж не знаю, кому это так срочно потребовалось. Неужели соседнему княжеству? Ну это вряд ли. Извозчик, вслушиваясь в свист ветра, распевал похабные песни, которые, видимо, тут же на ходу и сочинял. Одну из его песенок я от нечего делать хорошо запомнил – и перенес в свой блокнотик. Ага, вот и она.
Броненосец
Вот броненосец
В Неве он как пылинка
Его швыряет
Барышни кругом шныряют,
Вдруг все стемнело,
Барышни визжат
Вода густая, будто мармелад.
Капитан
Хочет сказать людям
Что-то очень важное,
Но слышится только
«Уэ-уэ».
Господи, помилуй
Их руки влажные.
Несчастная ломовая лошадь, едва дослушав окончание сей замечательной песни, вдруг грохнулась всеми костьми на мостовую. «Но-о-о! – запричитал извозчик – чуть-чуть осталось. Вставай, скотина». «Оставьте меня – ответила вдруг лошадь – я лучше тут немного полежу». И испустила дух. «Вот – сказал я извозчику, который тщетно пытался поднять и поставить ее на ноги – животные и неразумные скоты начинают говорить человечьими голосами, и рыбы и морские чудища выходят из воды, привлеченные теплом человеческого бытия и тела. А все потому, что дошли до последнего предела». «Я те покажу «предела» – ответил мне грубый и неотесанный извозчик. Ему что-то не так послышалось. Он вдруг глянул на меня, завопил от ужаса и убежал в соседний переулок, бросив на произвол судьбы свою тележку, околевшую лошадь и битые кирпичи, вперемешку красные, бордовые и серые.
«Эй, кто здесь?» – из окружающей тьмы вдруг выдвинулся отважный ночной бутошник и легонько пырнул меня своею алебардой. «Кто здесь? Вот я тебя щас пощекочу. Подставляй пузо-то».
Я попросил не пырять и не щекотать мое пузо без лишней необходимости, потому что директор, узрев мое рваное казенное платье, придет в бешенство и наверняка сократит
