как бы так говорит: никто, погруженный в бездуховное, не может последовать Слову, друг бездуховных не в состоянии принять Слова.
Действительно, в самой дерзости книжника можно видеть признак его опрометчивости и невежества. Ибо если бы познал он силу Слова, то не составил бы себе ложного понятия о духовном слове. И, будучи человеком, не осмелился бы сравнить себя с непостижимою силою Спасителя, не сказал бы: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел». Ибо идти вослед Спасителю только затем, чтобы слышать Его учение, еще возможно для естества человеческого, впрочем, только по человеколюбию Спасителя. Последовать за Ним всюду и невозможно, и дерзко для дающего такое обещание, потому что мы не можем пребывать с Ним, покоящимся у Отца.
И возможно ли это для тех, кто иного естества? Невозможно для нас всюду сопутствовать Вездесущему, потому что Он беспределен, а мы ограничены. Он в целой вселенной и вне ее, а мы определены мерой. И Господь, недвижимо и не преходя с одного места на другое, все существующее приводит в движение и всем управляет, а мы, люди, переходя с места на место, только показываем, как мы малы перед непреходящим и вездесущим Божеством.
Господь исправляет книжника в том и другом, изобличает, что он не готов к исполнению своего желания, и научает величию Своего Божества, говоря: лисицы имеют норы и далее. Это тоже, как если бы Он сказал: все сотворенные существа ограничены и разделены между собою местом, но Слово Божие имеет необъятную силу, поэтому не говори больше: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел».
Если же хочешь стать учеником, оставь все бездуховное и приступи к Слову. Ибо, пребывающему в бездуховном невозможно стать учеником Слова.
Преподобный Силуан Афонский
О богоподобном бесстрастии
Несозданный Свет, исходящий от бесстрастного Бога, своим явлением сообщает человеку богоподобное бесстрастие, которое составляет конечную цель христианского подвига.
Но спрашивается: что есть бесстрастие? По своей филологической форме – это понятие отрицательное, не является ли оно отрицательным и по своему реальному значению? Не означает ли оно – совлечения бытия? Нет. Христианское бесстрастие не есть совлечение бытия, но облечение в новую жизнь, святую, вечную, т. е. в Бога. Апостол Павел говорит: Мы не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное было поглощено жизнью (2Кор.5:4).
Стремясь к бесстрастию, православный подвижник стремится к живому и подлинному общению с Богом, Которого знает бесстрастным. Бесстрастие Бога не есть нечто мертво-статическое, ему не свойственно безучастие в жизни мира и человека. Бесстрастие Бога не есть отсутствие в Нем движения, сострадания, любви. Но едва мы произносим эти слова, как в уме нашем встают эти понятия в их эмпирической ограниченности и тем порождается ряд недоумений. Движение, сострадание, любовь и подобное – не вносит ли относительности вообще в бытие Бога? Говоря
