зловеще. Красная ткань сюрко казалась кровавым озером, в котором купается лютый хищник – приметное зрелище, вот и Айдан вспомнил, что в таких нашивках щеголяли рыцари из личной дружины герцога Северной Марки.
Приблизившись к странникам, он звонко поинтересовался, кто тут главный. Навстречу выехал один из ополченцев – начал представляться, да имя его не больно-то интересовало рыцаря, который сделал знак придвинуться ближе и что-то шепнул – ополченцу вести явно не понравились. Случившийся рядом Фродвин всё расслышал и тут же передал инквизитору, что неподалёку видели разбойников, печально известную в здешних местах банду.
– Да какого?.. – рявкнул остробородый, но уже весь караван обсуждал его упущенный секрет. Тогда он великодушно добавил: – Не тряситесь, проедемся с вами.
– Спасибо тебе, благодетель! – подала голос щедрая бабуся. – Век не хворать!
Рыцарь хмыкнул, и троица возглавила караван.
Между тем, хворому парнишке становилось всё хуже: он громко стонал и ворочался на телеге. Даже остробородый осведомился, что там происходит, и, похоже, пожалел о решении примкнуть к странникам. Один из картофельных бородачей тихонько помянул чуму – на него зашикали. Инквизитор о чём-то пошептался с Фродвином, потом достал из сумы кольцо с кровавым крупным камнем, покрутил его на пальце, побледнел, покрутил ещё немного и негромко произнёс:
– Пожалуйста, давайте остановимся.
– Слышь, – бросил один из ополченцев, – потерпи малёк, скоро привал.
– Айдан, пожалуйста, может быть, вас они послушают? – Шаан бросил красноречивый взгляд на больного парнишку.
Пока монах соображал, как ему переубедить охранение, с ними поравнялся остробородый, который внимательно рассмотрел птаху на инквизиторской куртке, потом воззрился на хворого и скомандовал:
– Останавливаемся!
Ополченцы зароптали, но спорить с рыцарем не стали, караван встал.
– Спасибо, – промолвил Шаан. – Теперь, пожалуйста, отойдите от него, – он стал водить руками, словно разводя перед лицом ветки. Странники, хоть ничего не поняли, уже начали расступаться, да было поздно.
Мальчишка завопил, шарахнулся, как от волка, возникшего вдруг на телеге. Он выставил руки, силясь укрыться от незримой напасти. Он всё кричал, и зелёные холмы сделались чёрными, ложбины стали провалами, небо испещрили звёзды – мелкие злые крапинки. Страх теперь стиснул каждого, сжал – что и не выдохнуть. Слова в неподвижном воздухе умирали, не родившись, лишь крик не прекращался, кромсал души.
Чёрные на чёрном, высеченные в пепле орочьи хари. Теперь не чёрные – зелёные, почти коричневые. Не замерли – рыкают, разевают пасти. Повсюду шатры, костры да кибитки. Повсюду холмы, дорога и тучи. Перепуганные странники. Орки – тут они. Все при мечах, за спинами луки, воют, как изуверы, выпущенные из преисподней. Дюжины две,
