развоплощенные, лишенные способности к общению, блуждающие,
вымаливают рты
земные.
Erblinde schon heute:
auch die Ewigkeit steht voller Augen-
Unverhüllt an den Toren des Traumes
streitet ein einsames Aug.
Es wird noch ein Aug sein,
ein fremdes, neben
dem unsern: stumm
unter steinernem Lid.
O dieses trunkene Aug,
das hier umherirrt wie wir
und uns zuweilen
staunend in eins schaut.
Eräugtes
Dunkel darin.
Augen und Mund stehn so offeh und leer, Herr.
Dein Aug, so blind wie der Stein.
Blume – ein Blindenwort.
Gesänge:
Augenstimmen, im Chor,
Du bist,
wo dein Aug ist, du bist
oben, bist
unten, ich
finde hinaus.
Глаза, звездами усыпающие вечность («вечность встает, полная глаз»); отсюда, может статься, желание ослепнуть:
Ослепни немедля:
вечности и без того достанет глаз
Но лишить себя зрения – лишний способ видеть. Одержимость глазами указывает на нечто отличное от видимого.
Открытый вратам сна
не сдается глаз одинокий.
Окажется рядом с нашим
еще один глаз
чужой: немой
под каменеющим веком.
О глаз этот пьяный,
который вокруг, как мы,
блуждает здесь и подчас
удивленно на нас глядит.
Настигла там
темноту сила глаза.
Глаза и рот – так отверсты и так пусты, о Боже.
Твой глаз слеп как камень.
Цветок – слово слепца.
Пение:
голоса глаз в хоре,
Ты
там, где твой глаз, ты —
наверху,
внизу; я
обращаюсь вне.
In der Luft, da bleibt deine Wurzel, da,
in der Luft.
В воздухе пребывает твой корень, там,
в воздухе.
wir schaufeln ein Grab in den Lüften da
liegt man nicht eng
на воздухах мы роем могилу,
там лежать не так тесно.
draussen bei
den andern Welten.
снаружи, у
других миров
…hinaus
in Unland und Unzeit…
…вне,
в непространство и невремя (невовремя)…
Weiss,
was sich uns regt
ohne Gewicht,
was wir tauschen.
Weiss und Leicht:
lass es wandern.
Белое,
что мельтешит для нас,
невесомое,
что мы меняем.
Белое, Легкое —
скитается пусть.
Соотнесенность с внешним, никогда еще не данная, – попытка движения или продвижения, отношение без привязанностей и корней, – не только указана этой пустой трансцендентностью пустых глаз, но и напрямую утверждена Паулем Целаном в прозаических фрагментах как ее возможность: говорить с вещами. «Мы, когда говорим так с вещами, не переставая вопрошать их о том, откуда они приходят и куда идут, вопрос всегда открытый, с которым не покончить, указующий на Открытое, пустое, свободное – туда, где мы оказываемся далеко вовне. Такое место ищет и стихотворение».
Это внешнее, а оно – отнюдь не природа, по крайней мере не та, которую поминал еще Гёльдерлин, даже если и ассоциируется с пространством, с мирами, планетами и звездами, с неким космическим, подчас ослепительным, знаком, внешнее далекости,
