Петрович. Очень хороший. Он ей первый курс лечения провел, а мне говорит, что если у нее не будет веры, то она очень скоро умрет.
– А если будет – то не очень скоро? – допытывался я.
– А если будет, то только одному Богу известно. Вы же, я полагаю, человек крещеный?
– Да.
– Значит, понимаете, что человек предполагает, а Бог располагает. Вот мы и решились с Николаем Петровичем на эксперимент.
– Какой?
– Единственным авторитетом для Насти оставалась ее покойная бабушка, ну и немного я и Николай Петрович. За время болезни у Настеньки открылся – а может, она так думает, а мы лишь принимаем правила игры – дар предвидения. И то, что вы сейчас в моем кабинете, косвенно этот дар подтверждает. И я подтверждаю.
– Вы?
– Я крестился, когда узнал о ее болезни.
– Какая связь? – Я вскинул бровь, чтобы пытаться играть роль «железного» человека.
– Настя благодаря бабушке была верующим ребенком. Знаете, когда мы ей что-то запрещали в целях сохранения здоровья, она безапелляционно возражала: а мне Отец Небесный разрешил. А был день, я им показывал фильм «Александр Невский», ну помните, старый фильм с музыкой Сергея Прокофьева, ну и рассказывал о монголо-татарском нашествии… Пытался даже говорить о нынешних спорах, было ли иго или это было квазигосударство такое. Ну… я же татарин, – несколько смутился Василий Абдурахманович. – Чувство вины или, наоборот, чувство того, что нас ущемили… Из поколения в поколение…
– Только не рассказывайте так, будто ваши предки шли в ордах Наполеона или Гитлера, – попросил я.
– Да-да! И я об этом. А Настя после всего вдруг очень просто и по-детски рассудила. Или, наоборот, не по-детски. Она вдруг сказала, что любая победа может быть либо с Богом, либо вопреки ему, но по Его попущению…
– Ничего себе! – не сдержался я.
– Вот-вот! А я о чем? Настя сказала, что Батый точно был не с Богом, а Александр был с Богом.
– Не в силе Бог, а в правде… – невольно вспомнил я.
– Так точно! Я стал изучать вопрос…
– И покрестились…
Всё это было очень интересно, но меня больше волновало настоящее. Где-то в городе Аглая и Настей бродили в масках по опустевшим магазинам, Аглая волновалось, и это волнение передавалось мне.
– Простите, Василий Абдурахманович, но нельзя ли поближе к вашему, так сказать, эксперименту? Там, понимаете, женщина волнуется.
– Как ее зовут? – спросил директор.
– Аглая. Ивановна. – В два приема сообщил я.
– Ух ты! – то ли удивился, то ли порадовался он.
– Ага… – согласился я.
– Незамужняя?
– Нет.
– Это хорошо… И вы не женаты?
– Нет. Это имеет какое-то значение?
– Ключевое… – Василий Абдурахманович набрал в легкие побольше воздуху и продолжил: – Так
