ли, захотелось поохотиться! А чёртова лань, которую они упустили, возьми и выбеги прямо на французов!..
– Стреляйте! Стреляйте же, чёрт вас всех раздери!!!
О, Господь, почему ты всё это допускаешь!!!
Уже через минуту после того, как тяжёлые французские конники прорвали недостроенные укрепления, Шрусбери стало ясно, что с его арьергардом покончено. Но он всё равно вытащил меч из ножен, готовясь дорого продать хотя бы свою жизнь.
Что толку, что Талбот спешит на помощь со своими отрядами?! Следом за конницей уже накатывала мощь основных сил французского войска. И началось… Нет, уже не сражение. Сражением нельзя называть преследование бегущих в страхе людей. И сэр Джон Фастольф с высоты холма на котором он держал свою армию, над собственными действиями долго не задумывался.
– Отступаем, – пробормотал он, чувствуя подступающую к горлу панику.
Внизу, в этой бойне, какой-то рыцарь, прямо на его глазах, широким взмахом опрокинул на землю Талбота.
– Отступа-аем!!! Бего-о-ом!!!
Поводья путались в руках. Взбешённый шпорами конь хрипел. Перед глазами сэра Джона коротко мелькнули перекошенные лица командиров.
– И не возражать! Если тут колдовство, спасайте свои души!
О, никто и не возражал.
Треть английского воинства покинула место гибели двух тысяч своих товарищей меньше чем через час после начала сражения, оставив пленными многих знатных лордов. Шрусбери тоже было отказано в геройской гибели. Словно издеваясь, французские конники объезжали его, готового умереть, но не сдаться. И только когда все пятьсот лучников арьергарда были перебиты, барон де Ре подъехал к лорду почти вплотную и попросил его меч.
– Будь ты проклят, слуга дьявола! – по-английски прохрипел Шрусбери, швыряя оружие на землю.
Но барон его понял.
Смачно сплюнув на брошенный меч, он подобрал поводья и поскакал прочь, сказав на прощание:
– Не считайте себя моим пленником, милорд. Я беру только рыцарей, которые дорожат своим мечом, потому что клялись на его рукояти в верности Господу. Свой меч вы бросили, и для меня вы больше не рыцарь!
Шрусбери принял на выкуп какой-то безвестный дворянин, но Алансон решил всё же выказать почтение именитым военачальникам и откупил на себя и Талбота, и Шрусбери, и некоторых других.
– Победитель должен быть милосердным, – возвестил он громко, чтобы слышала и Жанна. – Мой король примет вас, как почётных пленников.
– Ну да, с которых он откроет счёт остальным…
Усмехнувшись тем, кто услышал его замечание, Ла Ир стянул с головы шлем и осмотрелся.
Перепаханное сражением поле было щедро засеяно английскими трупами.
– Хорошая работа, – выдохнул он.
На заляпанном кровью и пылью лице сверкнули зубы, обнаженные улыбкой.
– Это наш Азенкур, только без грязи…
Париж
Молчание
