похоже, руководствуются лишь собственной логикой, живут своей, только им одним понятной жизнью. Это особенно заметно в тропиках, где орхидеи, например, цветут, когда хотят и сколько хотят, распускаются и облетают вне плана. Да разве только орхидеи! Наблюдал один странный куст, который ни с того ни с сего покрылся одновременно соцветиями красных, лимонных и оранжевых крестиков.
Впрочем, чего еще можно ожидать от флоры, привыкшей к виду жухлых пожелтевших листьев на фоне изумрудно-сочной молодой зелени. Здесь листопад – ежедневное зрелище. И каждое время года – весна. Здесь жизнь и смерть, цветение и увядание не сменяют друг друга, а существуют параллельно. Одно переходит в другое. Вечный круговорот.
Но этот монотонный ход событий полон неожиданностей. Возьмите, к примеру, лотосы. Пруд день за днем празднично украшают кипенно-белые зубчатые колесики. Как юные балерины в воздушных оборчатых пачках, они, кажется, вот-вот закружатся в фуэте на округлых подмостках малахитовых листьев. И вдруг в одно прекрасное утро посреди этого моря снежных огоньков откуда ни возьмись появляется десант лотосов-чужаков кричаще-розового окраса. Это как если бы на балетную сцену неожиданно высыпали цыгане. Проходит день, и на месте одной цветастой «шестеренки» появляются две. Проходит другой, а их уже четыре! И колония множится, радуя глаз своей необузданной красотой.
Да-а… Наши голубенькие незабудки себе такого не позволяют. Наши-то колокольчики полевые поскромнее будут…
Славянка
Ну что, славянка – ромашка в поле,
Глядишь открытым девичьим взглядом?
Твоей кручине, твоей крамоле
Дивятся розы из-за ограды.
Живет ромашка в стране бескрайней,
Где зимы зябки и звуки зыбки,
Рябины алой закат румяней,
Лоскутно-яркий живой язык и
Чудной культуры святое буйство,
Грехи и вера души широкой,
Важней расчета шестое чувство
И вся в ухабах лежит дорога,
Где свет от славы и след от смуты,
Но часто правят порок и жадность,
Где нет пророка средь тысяч мудрых,
Но есть общенья простая радость.
За нашу удаль и бесшабашность
Славян не любят в иных пределах.
Им непонятно, а значит, страшно.
Им очень надо нас переделать.
В басах «Прощанья славянки» слышу,
В глазах печальной ромашки вижу,
Как подступает волной щемящей
Любовь к России – царевне спящей.
И почему-то, хоть это странно,
Не манят лоском другие страны,
И в мягком сердце густеет твердость.
Что это – горесть? А может, гордость
За ту, что взглядом открытым смотрит
И вопрошает, как могут те, кто
Друг друга раза целуют по три,
Терпеть, что бедность, что пошлы тексты,
Что
