таким, как оно отпечаталось в детской памяти: «Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. <…> Ноготком протрешь – звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон – другая… Стекла засинелись. <…> И звон услышишь. И будто это звезды – звон-то! Морозный, гулкий, прямо серебро. <…> В Кремле ударят – древний звон, степенный, с глухотцой. А то – тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет. <…> Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала… гул и гул» [там же, с. 340].
Много радостей несли Святки детям. А взрослые сами на время могли стать как дети. Елка, подарки, катанья, представленья, коледования. Даже гадания, обычно считающиеся большим грехом, допускались в эти дни. Причина «послабления» – в словах мудрого старичка Горкина: «На то и Святки. <…> Нынче не грех гадать. И волхвы гадатели ко Христу были допущены. Так и установлено, чтобы один раз в году судьба открывалась. <…> А нонче Христос родился, и вся нечистая сила хвост поджала, крутится без толку, повредить не может» [там же, с. 363–364]. Сам Горкин, правда, лишь «играет» в гаданье, используя традицию в «педагогических» целях – он каждому из присутствующих подбирает полезное изречение «царя Соломона» незаметно для взрослых (но ребенок замечает все!).
Однако главное, к чему открыта душа ребенка, – это духовная сторона праздника. Душа ребенка активно ищет святое, свет. Она должна питаться светом, чтобы потом, во взрослой жизни уметь отличать свет от тьмы, доброе – от злого. Ародившийся на земле Спаситель – это Свет, родившийся в мир: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1,4–5).
Слово «святое» одно из самых часто встречаемых в книге Шмелева. В том-то и смысл «лета Господня», чтобы через праздничные ритмы найти, увидеть, почувствовать духовный лик людей, событий, явлений: «Идешь из церкви. Все – другое. Снег – святой. И звезды – святые, новые, рождественские звезды. Рождество! Посмотришь в небо. Где она, та давняя звезда, которая волхвам явилась? Вон она: над Барминихиным садом, низко. Она голубая, святая. Бывало, думал: «Если к ней идти – придешь туда. Вот прийти бы… и поклониться вместе с пастухами Рождеству! Он – в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне… Ты видишь, Ивушка? А ты зажмурься… Видишь – кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик…» [50, с. 341].
Рождество дети проживали, проигрывали, они участвовали в этом празднике, он становился частью их опыта, их жизни. Детские спектакли на Рождественские сюжеты были повсеместны. Ходили дети (и взрослые) по домам «Христа славить» – колядовать.
«Мишка Драп несет Звезду на палке – картонный домик: светятся окошки из бумажек, пунцовые и золотые – свечки там. Мальчишки шмыгают носами, пахнут снегом.
– Волхи[16] же со Звездою питушествуют! – весело говорит Зола.
«Волхвов приючайте,
Святое стенайте,
Пришло Рождество,
Начинаем торжество!
С нами Звезда идет,
Молитву поет…
Искаженное от «волхвы», т. е. мудрецы, звездочеты с Востока, узнавшие по появившейся новой звезде о рождении Спасителя мира.
