самого русского зарубежья шла неустанная и упорная борьба за сохранение русской культуры как в русских школах, так и организациях молодежи»[21].
Для самой российской эмиграции первой волны, насколько можно судить по многочисленным мемуарам, книгам самих эмигрантов, Россия была и остается «основной точкой отсчета» в оценке их собственной биографии, биографии своего поколения, как бы ни рассматривался разрыв с родиной – как трагедия, или как долгожданное освобождение[22].
В значительной мере это мешало их органичному включению во французское общество.
Вторая политическая волна была не столь многочисленной, насчитывала несколько сотен человек, которые остались во Франции, не желая или опасаясь вернуться в Советскую Россию после Второй мировой войны.
Еще один прилив эмиграции совершился в семидесятые-восьми-десятые годы. Их было уже совсем мало – писатели-диссиденты, молодые люди крайних левых взглядов, сбежавшие во время командировок или гастролей артисты и ученые.
Наконец, четвертая волна хлынула после падения железного занавеса в конце восьмидесятых – начале девяностых и получила позорное название «колбасной». Считалось, что эти люди остались на постоянное проживание или попросили политического убежища исключительно по меркантильным мотивам, в погоне за западным комфортом и уровнем жизни. От этой волны поспешили отгородиться диссиденты, акцентируя особое внимание на том, что они представляют интеллектуальный цвет нации, ее самую свободолюбивую часть. Вопрос о самоопределении эмигрантов, их принадлежности к той или иной волне – это вечный повод для внутриэмигрантских дискуссий и скрытого противостояния.
Культурное лицо русской эмиграции во Франции определяла первая, самая многочисленная волна эмигрантов.
У российской эмиграции во Франции хорошая репутация – она считается высокообразованной, одаренной и беспроблемной. Такую репутацию поддерживали сами эмигранты, настаивая на высокой культурной миссии, которую несут русские в изгнании, даже если это связано с определенными психологическими издержками.
На фоне алжирской эмиграции, представляющей настоящую головную боль для Франции и выступающей предметом постоянных общественных обсуждений, исследований, разработки специальных программ помощи и протекции на государственном уровне, русская эмиграция не заметна. Она малочисленна[23], как правило, хорошо образована. Русские рассредоточены в престижных районах города Парижа, подростки не группируются в банды, не хулиганят на улицах. Напротив, русские по происхождению дети, как правило, хорошо учатся и нацелены на высокие социальные позиции.
Текущая эмиграция еще не получила своей устоявшейся оценки. Здесь я привожу данные из одного из первых интервью в Париже, взятое мною у известного журналиста, эмигранта четвертой волны. Он вводит понятие пятой, челночной, лояльной
Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия. Дополнительный выпуск. – Paris, Librairie des Cinq Continents, 1971.
Varshavsky V. The Lost Generation: New-York, Chekhov Publishing House, East European Fund, 1956; Полчанинов Р. Молодежные организации Российского Зарубежья. – Записки русской академической группы в США, New-York, 1994; Хитрова Е. В. Культурная адаптация русских эмигрантов во Франции в 20–30-е годы XX века (по мемуарным источникам). – Россия и Франция, N2, М., 1998.
По официальным данным только около ста россиян в год получают гражданство во Франции. В отечественной прессе промелькнуло: официальная эмиграция во Франции составляет всего около 4 500.
