очень неохотно допускают в свою среду сами французы. Может создаться впечатление, что французы холодные. На самом деле все это не так. Они так же дружат, как русские, так же любят, как русские, и так же привязаны друг к другу, как мы.
А в русской среде все считается буквально по годам. Один из первых вопросов, которые тебе зададут: «А когда ты попал?». И тут же начинается особый отсчет, выстраивается своя иерархия. Вот эта актриса, которую мы видели в театре (интервью взято после спектакля в рамках русского театрального фестиваля в Париже), первое, что она спросила: сколько лет вы уже здесь? Я сказал, что восемь. Это огромный срок для нее, потому что я знаю, что она всего два-три года. И потом мне было очень интересно наблюдать, как она поведет себя по отношению ко мне. Она вела себя как младшая по званию.
Я бы сказал, что сейчас пошла другая эмиграция. Сейчас появляются люди, у которых срок визы на три месяца. Они появляются на три месяца, и как только виза заканчивается, они уезжают, а потом добывают себе новую визу, и снова сюда. Это – лояльная эмиграция.
О.М.: В смысле законопослушная?
Н.С.: Да, законопослушная. Челночная эмиграция. Хороший термин, между прочим.
О.М.: Да, хороший термин. Она мне кажется более органичной, потому что движение фрикциями кажется мне более органичным, чем только вперед и дальше.
Н.С.: В психологии этой эмиграции есть то, чего не было у диссидентско-колбасной. Это чувство лояльности. Те шли ва-банк, до конца. Они приезжали и оставались. У них и не было другого выбора, возврат был чреват всякими последствиями. Они приезжали по трех-шестимесячной визе и тут начинали вести политику: вот я сидел, мои родители сидели. Объявляли себя диссидентами или хоть и гомосексуалистами. Челночная эмиграция одержима идеей найти легальные пути, чтобы здесь остаться. Теперь, после перестройки, себя не объявишь голубым или диссидентом. Теперь один из способов получить визу – это получить разрешение на учебу. Они приезжают сюда в тайной надежде встретить человека, который мог бы по любви или по расчету сделать ему визу. Через брак.
О.М.: То есть на сегодняшний день брак оказывается самым надежным и принимаемым законом способом эмиграции во Франции?
Н.С.: Все эти брачные агентства переполнены всякими заявлениями, какими угодно предложениями. Но у этих браков есть уже определенная репутация. В эти браки вступают вполне определенные французы. Чего хочет традиционный француз? Он хочет традиционную французскую жену. Но ее он получить не может. Потому что француженка стала независимой, свободной. И тогда он думает, а вот если я возьму жену из России, Таиланда или Венгрии, то она будет от меня зависеть и слушаться. Но среди французов есть уже и другие. Не случайно, здесь обсуждается закон о принятии пакта гражданской солидарности. Люди заключают между собой контракт, по которому после смерти одного из партнеров он получает право наследования. Так например, если у тебя есть миллион, ты говоришь
