не хватало, усталость всё нарастала. Маша понимала – рано или поздно она упадёт у станка, как Ритка из второго цеха, и её увезут на саночках в последний путь. Сожаления не было. Ничего не было, только снаряды, завод, хлеб и воздушные тревоги. И Гриша. Гриша, отдававший ей свой хлеб.
– Надька, – позвал мастер старшую Самойлову. – Кинотеатры открылись, вот тебе билет.
– Дойдём ли… – прошептала девушка.
– Дойдёте, – понял её немолодой мужчина, похожий на скелет, как и все они. – Сейчас цех организуем, и пойдём все вместе.
– Спасибо, – тихо произнесла Надя, промеряя глубину борозды. До нормы оставалось ещё три заготовки, а там можно будет и отдохнуть – чуть-чуть, совсем немного. Отдохнуть, съесть кусочек хлеба, посмотреть, как там младшие.
Дойти было непросто, но они дошли. В промёрзшем кинотеатре показывали минувшее время. «Ленинград в борьбе» – так называлась картина. Недоумевая, зачем фильм показывают им же, Маша, прижавшись к Грише, смотрела, узнавая, в том числе и знакомые места. Глядя на упрямо идущих людей, Самойловы вдруг поняли – они выжили, город выжил, не смогли его задушить проклятые фашисты. А ещё стало понятно: то, как они боролись и выжили, увидит вся страна. Вся огромная страна будет смотреть на них, и только от этой одной-единственной мысли становилось теплее на душе.
Женский голос из репродуктора рассказывал им о том, что Гриша с Машей видели и сами, но он делал главное. Самым важным было понимать – они не брошены, не одни! И Самойловы понимали это. «Дорогой жизни» шли в осаждённый город драгоценный хлеб, горючее, металл… Каждый день сквозь метели, огонь и дым героические люди везли жизнь Ленинграду. Политработники, днём так же стоявшие у станков, а вечерами рассказывавшие измученным людям о том, что страна борется, тоже давали надежду: придёт день – и Блокада падёт, придут наши. С этой надеждой девочка жила, а Гриша точно знал, что да – падёт, но до тех пор ещё много дней и ночей. И с этой надеждой они вставали каждый день, с трудом, боясь привычного удара холода, вставали и шли к своему станку.
Ещё они разговаривали. О том, что было до войны, и мечтали о том, что будет, когда придёт Победа. Волшебные, сказочные мечты о том, как счастливо станет жить, когда прорвут Блокаду. Но Гриша и Маша как раз пришли из того времени, когда Блокады не было, правда, не существовало уже и Советской страны, боровшейся сейчас вместе со всеми… Мальчик отлично понимал – случись подобное в девяностых, и… Все бы задрали лапки.
– А ещё каша такая есть, «гурьевская» называется. Она как шоколадная, сладкая-пресладкая, – рассказывала Надя. Эти воспоминания заменяли им сказки на ночь, ведь самим младшим Самойловым вспомнить было нечего.
Маша мечтала о том времени, когда закончится война. Понимая, что без Гриши жить уже не согласна, девочка представляла себе будущее, когда они станут семьёй, погружаясь в свои волшебные сказки. Сильно изменившаяся Машенька, изменив тем самым и Гришу, мечтала о кружке тёплого, непременно тёплого молока, и о хлебе… С маслом и сахаром,
