style="font-size:15px;"> – Да что с тобой? Ты жил во внешнем мире бо́льшую часть жизни и был всем доволен.
– Не был. – Глаза Роберта стекленеют, мутнеют пуще прежнего, лицо – гипсовая маска, неживое, искусственное, точно я веду беседу с ростовой куклой.
– За последние годы я стал ближе к Богу. Я чувствую его, и мне легче. Я отдаю свою судьбу и ее судьбу в его руки.
– В чьи руки? Бога или Доктора?
Роберт не отвечает – я и не жду ответа, хватаю полотенце и смачиваю его в чаше с водой, протирая вспотевшее лицо Джейн.
– Когда случился рецидив? – спрашиваю я деловым тоном.
– Четыре месяца назад. Она упала в обморок на службе. Начала кашлять кровью… Мы обратились к Доктору, но он сказал, что на все воля Господня. Мы молились за нее в церкви всем приходом, но такова его воля…
– Его воля может поцеловать меня в задницу. И ваш Господь, и Доктор тоже! – Я вскакиваю, кидая в него полотенце. – Ты не представляешь, как я сейчас тебя ненавижу.
Роберт до безобразия спокоен, давно смирился с необратимостью судьбы. К черту судьбу! К черту их всех!
Он берет полотенце и как ни в чем не бывало проводит по лбу Джейн.
– Вчера приходил отец Кеннел, молился за упокой ее души. Джейн всегда так радуется ему…
– Преподобный? И часто он приходит?
– Да. И Доктор тоже. Их присутствие облегчает ее боль.
Я обессиленно падаю в кресло у окна, все еще прокручивая в голове тревожные мысли, но все это похоже на колыбель Ньютона: бесполезный двигатель – я не знаю, что делать, впервые за столько лет я не знаю.
– Как Молли с этим справляется?
– Мэри… она держится. Молитвы придают ей сил.
Он протирает побледневшие конечности Джейн, касается ее, но смотрит сквозь нее, сквозь меня. Он не здесь – я даже не могу на него злиться. Понятия не имею, кто этот человек и что сотворил с ним город.
– У нее это с детства: благоговение перед Всевышним, – припоминает он.
– Я увезу ее.
Он не отвечает, продолжая монотонные неспешные движения.
– Слышишь? – я подаюсь вперед. – Роберт, я увезу ее в Нью-Йорк. Соберу вещи, посажу в машину, и мы сегодня же покинем город и никогда не вернемся.
Он долго молчит, так долго, что кажется, он уже не ответит.
– Ты заберешь ее от умирающей матери? – На переносице залегает глубокая морщина.
– Джейн хочет этого.
– В ней говорит болезнь.
– Она попросила меня об этом еще очень давно.
– Но тогда не было общины, а теперь есть, и Мэри – ее часть, она любит ее.
Я поднимаюсь на ноги.
– К черту вашу общину, Роберт. И тебя к черту.
5
Пыл, злость и уверенность улетучиваются и обращаются в прах, когда я стою у двери Молли, не в силах постучать, прислушиваясь к тишине в комнате. Ни вздохнуть. Робость, оцепенение, страх – столько лет мы провели вдали
