style="font-size:15px;"> Они приехали в какой-то белый кабинет. Там тётки в белых халатах всё писали и что-то папе говорили, потом няне говорили. Ала-бала. Кузе было жарко, одиноко, и он заснул. Обратно Зернин на ручках нёс.
«Почему же он такой красный? – думала няня Тоня. – Может, от стыда? Может, потому что я в халате, словно из кухни вышла? Так меня никто не предупреждал наряжаться-то».
Ей было жалко могучего Зернина, который украдкой гладил губами голову Кузи, жаль его, жаль нервную жену Джину, которую даже не взяли на комиссию. Но няня ответила на все вопросы. И как занимается с ребёнком. Куда водит. Джина не занимается, только ругает. В общем, разошлись, а её бросили на прорыв. Эх, родители… Сын вам не нужен. Сами не полюбили дитя, так давай ты, няня. Люби за деньги…
Эпизод 4. Сторож
После работы в особняке Зерниных, Тоня – худенькая женщина в горошистом длинном платье спешила домой, чтобы покормить стариков. Цистерну овсянки, опять наваренную бабкой, ела постепенно сама, но знала, что завтра будет такая же цистерна. «Мама. Кому варите? А сами не едите». – «Нельзя такую сладкую». – «Так не варите. Варите без сахару». – «А как же? Противно». Бесполезный разговор. На дежурство в садик пришла поздно. Огляделась – нет ли щёлок света, не засиделась ли заведующая. Нет. Выключилась стиралка, запиликала. Надо развесить белье. На кухне всё вымыто, стоит приготовленная кастрюля с мытой свёклой. Это сварим за ночь. В холодильнике рыбная котлетка и кефир. Ишь ты. Позаботились. На дежурстве Тоня обычно что-то делала, работала по мелочи. Чинила одеяльца, прищепки ломаные. Потом читала молитвы. Окна садика выходили на площадь. И когда на площади проводили праздник, становилось людно и шумно, дежурить было нервно. А тут вроде всё тихо. Музыка не гремит, ракетами не пуляют.
Около двух почти задремала после обхода. Трах! Посыпались стекла! Взяла рупор и на склад. «Стой, ни с места! Сторож, вызывай полицию». А сторожей, кроме неё, никаких. Два алкаша кинулись назад в окно. После рупора вбежал и залаял Дружок. Ох, и голос у крохотного пёсика! Ну вот, показалось, что он с ней не пошёл. Участковые с площади подъехали, и вот уже всё пусто. Акт составили, фанерой окно закрыли. «Антонина Петровна, когда решётки поставите?» – «Поставим…» Её трясло. Воры метили на сахар-песок, не успели. «Тихо, тихо Дружок. Умница моя». Какой теперь сон. Сварила свёклу.
В четыре светло уже. Пошла участок подметать… В песочнице мадам сторожиха обнаружила толстого, хорошо одетого человека. Светлые брюки, дорогая барсетка. «Вставайте, мужчина. Уходите, пока нет никого. А то придут тут из полиции. Объясняй им». Человек не вставал, только мычал.
По площади проехала с воем скорая. Человек медленно сел, держась за голову.
– Где я?
– В детсадике. В песочнице.
– Вы кто?
– Сторож. Уходим, говорю, уходим.
– Да нет, я спрашиваю – где, в смысле – город какой.
– Воронеж, пригород.
Лицо
