У неё поясницу сорвало, и вены вылезли на ногах. «Ты что наделала?» – закричал Петя Дикарев, директор. Всё увидел, всё понял. Доказала ему, вот что наделала…
Старшая сестра Валя с виду была полная противоположность сестре – чернявая, невысокая и плотная, поесть любила, но по дому работала без устали, а Тоню воротило от посуды, от полов. Валю хвалили в школе, Тоню ругали. Если только приглядеться, то в разрезе глаз, в улыбке, в повороте головы было что-то сильно похожее. Как будто стакан один и тот же, но налито разных напитков.
Когда старшая сестра Валька ещё была с ними, Тоне казалось не так мрачно в доме. Они, бывало, по глупости хлестались полотенцем, кричали друг на друга, ссорились из-за очереди мыть посуду, но всё-таки был рядом живой человек. Старшая Валя была отличница, и строгая мать ворчала Тоне – «Учись! Смотри, как надо»! Но учиться так, как Валька, Тоня не умела. Она плохо запоминала речь учителя, и ей приходилось три раза читать, а то и зубрить учебник. Но учебник напрочь отбивал всю охоту к знаниям. Получая очередную тройку, Тоня кусала губы и оглядывалась – опять ей скажут что-нибудь обидное.
Когда младшая несла дневник, она получала затрещину и указ на старшую. Когда старшая приносила на подпись дневник, там чаще были пятёрки, чем четвёрки. Отец подписывал, а мать только поднимала брови – дети обязаны учиться. За дневник Вальку не ругали, зато ругали, что не те книжки читает. Когда Валька переписывала в тетрадь стихи, мать заявила:
– Таких, как Ахматова, надо вычёркивать. Постановление было.
Когда Валька принесла домой новую книжку, мать стала грозить пальцем. Она заметила, что на столе у Вали лежит учебник, а под ним спрятан совсем не учебник! Они то и дело ругались из-за этой голубой в разводах книжки Анчарова. Мать говорила Вальке:
– Начнётся с неуменья надевать чулки. Кончится неуменьем жить.
– Да при чем тут Анчаров-то?
– При том, что ты его начитаешься, осоловеешь, и глаза у тебя будут вставлены в стенку.
Валька втягивала голову в плечи.
– Может, я думаю! Мечтаю. Нельзя, что ли?
– А рано тебе думать. Ты пока ещё никто. Начнёшь зарабатывать на кусок хлеба, тогда думай и мечтай. А пока ты никто и ничто. Ничтожество.
Валька хлопала дверью, шла реветь. Тоня ненавидела неизвестного писателя Анчарова всем своим маленьким горячим сердцем. Он навсегда отнял у неё сестру. Да кто он такой, чтоб из-за него так унижали? И почему она ради него на такие жертвы идёт? Ей хотелось как-то заступиться за сестру, например, уговорить, чтоб она не упоминала при матери эту фамилию.
Но Валька хмурила брови и отворачивалась:
– Ты ещё маленькая.
И тогда Тоня впервые почувствовала себя такой одинокой.
Валя
