о чем-то спрашивали. Двое пожарных, расстегнув прорезиненные куртки и присев на корточки, совещаясь, заполняли какие-то бумаги. А они замерли у того места, где еще утром была дверь. Внутри квартиры не было ничего, кроме черноты и серых полуобгоревших обоев, свисавших со стен, как древние истлевшие папирусы. Был виден обгоревший остов тумбочки с ворохом обгоревшего тряпья, в котором Лена узнала свое пальто и кофту, которую она надевала дома зимой для тепла. По квартире гордо расхаживал пожарный и грубо топтал места, откуда продолжали струиться тонкие струйки дыма. Увидев хозяйку квартиры с ребенком, он развел руками и с сочувствием произнес:
– Короткое замыкание, гражданка.
– Лена, я же говорил вам поменять все розетки, когда взъезжали! Почему не послушались? Они же сделаны были непонятно как, прикручены плохо. Дом-то со спешкой сдавали, из жилконторы товарищи нас предупреждали, просили внимательнее быть. Эх, молодежь! – сосед-пенсионер, Аркадий Ильич, носился вокруг с видом, будто он и электрик, и те товарищи из жилконторы, и все пожарные, приехавшие по вызову вместе взятые. – Наполучали квартир, а как следует привести в порядок не можете! Молодежь!
Секундное оцепенение – и Лена выронила сумку, выпустила руку Кирилла, которого она тащила за собой. По привычке она потянулась в карман за ключами, но тут же поняла, что они не потребуются, никаких дверей открывать не нужно, они уже открыты, причем окончательно и бесповоротно. Ее никто не удержал, и она оказалась на пороге квартиры, с внутренней стороны, где еще что-то тлело и дымилось.
– Нельзя сюда, гражданка, дайте десять минут, все очаги ликвидируем, проветрим помещение, и можно будет.
– Я… это моя квартира…
– Понимаю и сожалею, но нельзя, – пожарный схватил ее за руку и с силой вытолкал обратно на лестничную клетку. – Я только окно открыл в кухне, в комнате-то стекла сами полопались. Угарный газ еще есть, пусть выветрится.
– А книги, у меня там книги! И мой архив! Понимаете? Вы меня понимаете? Может, что-то еще можно вынести. Да пустите же!
Пожарный, молодой парень с изъеденным ветряной оспой лицом, перепачканным сажей, вновь дернул Лену за руку и вытолкал обратно.
– Товарищи, да скажите же вы ей, нужно хотя бы пять минут проветрить! Мы больше не будем проливать, а то всех нижних затопим.
– Всё сгорело, – простонала Лена и заплакала.
Ей было о чем плакать. Ее не интересовали вещи, недавно купленная на многолетние сбережения мебель, обставленная кухня, игрушки Кирилла. Даже телевизор и перевезенное со старой комнаты трюмо, ящики которого были плотно набиты цветным лоскутьем. Жалко было книги – больше пятисот томов, занимавших целых два шкафа. Она собирала их всю жизнь, часть дарили друзья, пока она писала диссертацию. Привозили их из других городов, разыскивали у букинистов, зная, что Лена работает над очень редкой темой и никак не может найти достаточно материала. Из материалов книг складывался ее архив, бесчисленные
