деньги. А сам копишь на что?
– Машину хочу, – грустно протянул Юра. – Из дома выпускаюсь в июле, родичи в Соломенном хату решишь сменять на меньшую с доплатой, им там бухать не на что. Там мне полагается чуть ли не половина, мои же родичи там были прописаны, пока от паленой водки не подохли все, еще до того, как меня от родителей с ментами забрали в детдом. Потом и они траванулись спиртягой, пили жидкость для полировки поверхностей, а оказался растворитель. Отрава. Там половина дома осталась, четыре комнаты.
Впервые Юра был столь откровенен с Кириллом. Обычно он не рассказывал никому о том, как оказался в детдоме. Правда, жаловаться ему было не на что, в детдоме по сравнению с домом был настоящий рай, и никто, тяжело дыша перегаром, не предлагал ему убраться или сбегать за добавкой.
– И они продают хату только ради того, чтобы продолжать бухать? Работу найти не судьба?
– Не судьба, – Юра нахмурился и остановился. – Где здесь у нас можно работу найти? В ларек идти? Да они там выпьют больше, чем продадут. Тем более дядька допился уже до инвалидности.
– И ты им позволишь продать всё, оставить тебя бомжом?
– Еще чего! Еще неизвестно, дадут ли мне комнату после детдома. Сейчас никому ничего уже давно не дают. Числятся в очереди, ходят с какой-то справкой. Всё равно я с этими алкашами жить не собираюсь, каждый день пьянка. Они даже дверь не закрывают, потому что когда спят бухие, к ним кореша не могут в гости прийти, дверь некому открыть. Они и поснимали замки. Или пропили и их, не знаю. Сказал, что согласен на комнату или на однокомнатную хату, полдома продадут, пусть мне купят, пропишусь и до свиданья. Видеть эту пьянь уже не могу, тошнит. Раз в полгода к ним хожу типа навестить. Они и в этот день никогда трезвыми не бывают.
У Кирилла перед глазами тут же замелькали образы. Такие же беспробудные пьяницы были и в деревне. Завидя их на улице, мама предпочитала перейти на другую сторону дороги, а на вопрос Кирилла, зачем она так делает, отвечала: «Это алики, пристанут еще». Будучи маленьким, Кирилл плохо понимал, кто такие алики, даже переспрашивал, неужели и этого дядю тоже зовут Алик. Только потом, подметив, что каждый раз от дяди Алика за километр несет перегаром и блевотиной, Кирилл и сам стал, завидев таких, стараться не попадаться им на пути.
– Что делать будешь, если они всё пробухают и никакой квартиры тебе не купят?
– Купят, никуда не денутся, я им сам пообещал поляну накрыть. Представляешь, у них глаза загорелись! Сейчас, говорит, накрой, а мы потом всё как надо сделаем. Ага, сделают. Сами пусть куда хотят, хоть к птицефабрике селятся, дерьмом птичьим дышать, оттуда народ, кто поумнее, сваливает, а хаты алкашам продают.
– Хватит об алкашах, – фыркнул Кирилл. – Ничего поприятнее не будет? Если собирался об этом говорить, то лучше бы заткнулся сразу.
Юра остановился у ларька и долго, с придирками выбирал ветку бананов. Он поедал их в громадных количествах. Если у Кирилла непреодолимую тягу вызывал
