за иезуитом; он вскоре пришёл и, узнав о деле, воскликнул: «Боже мой! Он потерял деньги. Шалун-мальчишка, был у меня и не сказал, что с ним большое количество золотой монеты; я, конечно, проводил бы его сам; верно, дорогою он выронил, у меня пропасть им невозможно; человек мой не решился бы на такой поступок; притом, когда он спал у меня в беседке, я сидел на ступеньке, читал книгу и не отходил от шалуна».
Все шумели, кричали, я плакал и не жалел денег, следующих за ученье, а горевал только о своей серебряной монетке. Так как пособить было нечем, то и решились послать меня с Шедонием домой уведомить о нечаянном случае.
Отец мой, узнав о столь значительной потере, рассердился не на шутку, хотел поколотить меня порядком – матушка испугалась, ей стало дурно. Шедоний воспользовался этим и с важностью сказал отцу:
«Укротите гнев свой – вспыльчивость противна Богу. Сын ваш потерял деньги нечаянно, это может случиться со всяким; притом Господь благословил вас с избытком и такая малость не заслуживает огорчения. Посмотрите на супругу вашу, она лишилась чувств; ваш гнев на сына поверг её в бесчувственное состояние. Ах! Это очень натурально: у вас один только сын, и какой сын! Ои украшает нравом и способностями в понятиях всё училище, он утешит вашу старость. Простите ему, сударь, эту маловажную потерю; он вознаградит новым прилежанием.»
Отец мой, видя, что денег возвратить нельзя, после выговоров и брани, отдал Шедонию другие; матушка со слезами отпустила нас в училище и упрашивала вперед быть осторожнее, а я только грустил о своей потере. Шедоний, заметив это, дал мне червонец и сказал: «Утешься, милое дитя, если тебе случится надобность в деньгах, то обратись ко мне; я заметил, что отец твой скуп, а в твои лета надобно иметь невинные удовольствия».
«Не смотря на убеждения Шедония, за потерянные деньги и разные шалости меня заперли на три дня в особую комнату, обед и ужин ограничили одним хлебом с водою, и строго запретили кому бы то ни было входить ко мне, за исключением самой хозяйки, Терезы.
Два часа я оставался взаперти – от досады, скуки, голода, кусал себе пальцы, бегал по комнате, теребил учительский парик на болване, и выдумывал средство освободиться. В это время отворилась дверь – вошла, или вернее сказать, влетела Туанета, сестра г-жи Шарон; она жила по соседству с нашим училищем с престарелым своим мужем. Эта женщина имела стройную талию, черные на выкате глаза, длинные ресницы, выгнутые брови, орлиный носик, маленький ротик, одним словом, совершенная красавица и не более двадцати пяти лет.
– О чем задумался, бедный Антоний? (так она всегда называла меня). Будь весел! Всё пройдет. – Она ласково потрепала меня по щекам. – Не хочешь ли пообедать?
– Нет! хлеб и вода не слишком вкусны.
– За что же ты сердишься? Разве я виновата твоей неволе?.. Ах! если б ты знал как, я скучала о твоей отлучке! Если б знал, какое принимала участие? Полно ж грустить! Утешься, глупенькой! Я упрошу сестру, она не станет морить тебя
