будто стучала молоточком, выговаривая «т», поучала:
– Девочка, память – это не склад и не библиотека. Память – это ты. Все, что ты видишь, слышишь, читаешь – становится тобой. Выбирай книги, музыку, людей – из них ты строишь свою душу.
Лиза привязалась к ней, как к родной матери. Каждый вечер она проводила в ее маленькой квартирке, забравшись с ногами на диван с высокой спинкой под вышитой дорожкой, заваленный книгами и старыми журналами, а Фаня Леоновна приносила картофельные оладьи, чай и земляничное варенье в хрустальной вазочке. Отец хмурился, но разрешал Лизе ходить к немке. Он говорил матери:
– Может, подучит ее чему, подготовит в институт, хоть кто-то в нашей семье образованным станет.
Подруг у Лизы не было. Дети в классе ее не любили, так ей казалось. На самом деле ее просто не замечали. Сутулится, смотрит угрюмо, на физкультуре бегает хуже всех и на коня не то что прыгнуть, влезть не может. Одета тоже беднее всех – по два года в одном коричневом платье, заштопанном на локтях. Единственный, кто обращал на нее внимание, был Валерик. Он сидел сзади нее, поэтому ему было удобно дергать ее за косичку и напевать в ухо «постой, паровоз»… Как-то другой мальчишка тоже дернул ее за косу, но Валерик мягко, как кошка лапой, ударил его в нос, и сразу все лицо мальчишки залилось кровью, он заныл и убежал. Больше Лизу никто не трогал.
Пел Валерик хорошо, а учился плохо, на тройки и двойки, один раз его даже хотели оставить на второй год. Он нетвердо знал таблицу умножения, не мог запомнить по-английски трех слов. Его не интересовала ни география, ни история. Пятерки он получал только по пению и физкультуре. Длинное сухощавое тело легко крутилось на перекладине, перелетало через коня, неслось впереди всех на лыжах. Льняные патлы, всегда спутанные, падали на лоб и глаза, он отбрасывал их назад, взмахивая головой, как жеребенок. Голубые, прозрачные глаза смотрели нахально и весело. От него пахло молоком и сухой травой. Многочисленные драки оставили свои следы: шрам над левой бровью, надорванное ухо. Передний зуб был снизу отломлен и походил на букву «Р», выпиленную из куска рафинада. Он часто ни к селу ни к городу начинал хохотать посреди урока, жмуря глаза и скаля сахарные волчьи зубы, и учителя ругались и выгоняли его из класса, чему он бывал только рад. Как и Лиза, он не имел друзей. Дети его боялись – он мог внезапно, смеясь, ударить, толкнуть, пнуть… хотя девочек он не трогал. Девчонки возмущались его поведением, прорабатывали на собраниях, но тайно любовались им – лицо его не портил даже курносый нос.
Однажды на урок биологии учительница принесла банку с кровью для рассматривания клеток в микроскоп, а Валерик толкнул какого-то мальчика, и тот ее разбил. Учительница рассердилась, бросила им тряпку: мойте пол, негодники. Валерик выжимал тряпку в ведро, и кровь, темная, как перезревшая малина, текла между тонких пальцев, а он ухмылялся, сверкая зубами.
Иногда ночами Лиза не могла заснуть, раскладушка качалась,
