их ножницами. По ночам укутывалась с головой в одеяло и мечтала о замке с зеркалами, коврами и дубовыми лестницами. Она видела этот замок в своих снах и ощущала его запахи – олифы, воска и старого дерева. На самом верху, в башне, была ее спальня с резной кроватью и круглой мраморной ванной, в воде плавали розовые лепестки. Синеглазый принц сбрасывал шляпу, склонялся к ней, от его светлых волос пахло молоком и сухой травой…
Мать работала фельдшером в заводском медпункте. Она страдала от астмы, ходила медленно, кашляла. Глаза ее часто слезились, и даже когда она улыбалась, морщины складывались в болезненную гримасу. Мать уважала отца и боялась его, хотя он ни разу не поднял на нее руку. После того как отец обварился расплавленным железом, ему пришлось уйти из цеха в сторожа. По воскресеньям он подрабатывал на базаре – продавал самодельные папиросы. Приносил домой тяжелую банку с монетами, пересчитывал их и потом укладывал в старый фанерный чемодан в кладовке, вход в которую Лизе и матери был строго запрещен. Отец с ними мало разговаривал, казалось, просто не замечал. Только иногда, выпив браги или самогонки, он хитро прищуривался и спрашивал у дочери:
– Рассказать тебе сказку про звезду Алмазку?
– Да, папа, – каждый раз отвечала она, но отец усмехался и замолкал.
Глава 10
Сон капитана
Лана Васильевна не слышала, как сын вернулся, она крепко спала. Лугину тоже хотелось спать, но все же он решил подняться на чердак. Светлая июльская ночь темнела, наползало сизое марево, словно туча легла прямо на крышу. Он долго сидел и смотрел в окно, словно в экран включенного без антенны телевизора. Что-то мелькало и мигало в сером тумане, слышался шорох и потрескивание, свивались дымные струи, вихрились, падали из окна вниз, на лицо, холодили лоб. Темнело. Все сильнее свистел ветер, и несколько снежинок осело на ресницах. Пахнуло хвоей. Сквозь мглу проступил берег замерзшей реки и черный лес, и вышли из леса две женщины. Ветер подхватил лохмотья их одежд, выбил черные космы из-под драных платков. Одна из женщин подняла руку и очертила над собой круг кривым пальцем. В тот же миг метель стихла, и призрачный лунный свет озарил изможденные лица странниц. Обе они были очень стары, головы их тряслись, носы, будто клювы, нависали над беззубыми ртами, глаза чуть светились под черепашьими веками.
– Опять мы заблудились… – прошамкала та, что усмирила вьюгу. – Здесь нет серого петуха…
– Что с твоим умом, Ану, разве он высох, как высохли твои щеки? – засипела ее товарка. – Не видишь – вот раздваивается река. Ты сама мне читала: «От раздвоенного берега отсчитай восемьсот шагов в сторону Ура».
– Доживи до моих лет, Ина, и посмотрим, что ты будешь помнить, – пробормотала Ану, оглядываясь.
– Обе мы умрем сегодня на рассвете, ты и об этом забыла, старая ящерица? – Ина усмехнулась, обнажив голые десны. – Времени осталось мало. Считай.
Сгорбленные
