шхуны. Но стоило мне посмотреть на нее прямо, сияние опять погасло.
– Чего лицо такое удивленное? – благодушно поинтересовался Рамсес. – Пошли уже.
– Да огни на шхуне какие-то странные, голубые.
– Обычные у нее огни. Ну то есть сейчас вообще никаких нет, но это их проблемы, не наши. Идем.
Мне показалось, что они с Джо обменялись какими-то странными взглядами. Да нет, наверное, показалось, освещение на причале оставляло желать лучшего.
Утро наступило свежее и яркое, подозрительная шхуна успела куда-то деться («А, переставили, наверное», – легкомысленно махнул рукой Рамсес), первое катание начиналось в десять утра, так что дел было много, а времени думать о глупостях – мало.
А вечером вообще случился парад парусов – фестиваль наконец-то закрывался. Стыдно признаться, но это был первый парад парусов в моей жизни. Выпал он как раз на мою вахту, но капитан взял командование на себя, велев мне встать на штурвал. Корабли и кораблики под разноцветными парусами неровным строем шли по Эльбе, и я то и дело сворачивал на них голову, с большим трудом сосредотачиваясь на курсе. Да и как на нем сосредоточишься, когда мимо проходит, скажем, гигант-винджаммер, а следом за ним как пришитая идет яхточка, раскрашенная точь-в-точь так же, но меньше раз в десять? Когда на реях индонезийской баркентины танцуют матросы в ослепительно белой форме, а слева по борту скалит клыки резной деревянный лев на носу фрегата?
– Рудольф, не вертитесь, – прервал мои восторги капитан. Впрочем, в его голосе, вопреки всякой логике, не было резкости.
– Есть.
– Знаете что… – продолжил он, слегка поколебавшись, – отдайте штурвал Кристоферу, а сами сходите наверх. Оттуда лучше видно.
– Спасибо, сэр, – я поспешно уступил штурвал одному из своих матросов и, наверное, через минуту уже был на грот-марса-рее.
Отсюда, сверху, стало заметно, что к городу уже подкрадывалась темнота, небо начинало синеть, только на горизонте еще оставалось светлым, со сливочным желтоватым отливом. Заходящее солнце красило паруса в нежно-розовый цвет, а по реке, которая постепенно становилась сине-золотой, шли корабли, и такими маленькими они были рядом с бесконечными контейнеровозами, толпящимися у грузовых причалов, такими гордыми и как-то неприкаянными, что у меня перехватило горло. Их были сотни, но что такое сотня парусников в мировых масштабах? Смысла в них было, наверное, не более, чем во флотилии игрушечных корабликов в весенней луже, но избавься от них – и мир опустеет раз и навсегда.
В этот момент кто-то несильно дернул меня за ногу:
– Слезайте, – за мной послали Лайама, матроса из вахты Джо, говорившего по-английски с таким акцентом, что любой разговор с ним превращался в головоломку, – мы поворачивать хотим.
– Да-да, спасибо.
В самом деле, все остальные корабли уже поворачивали,
