доступным для лодки. Но тогда охота в этом угодье становилась ещё интересней и добычливей, поскольку сюда залетали, прячась от шторма, многочисленные стаи пролётной утки.
Охотников в то время в селе, по нашим прикидкам, было не более пяти. Одним из них являлся уже упомянутый Лёнин друг – Степан. На охоту он ходил в основном тогда, когда по его выражению, ему «не давали пить вина». Но кроме времён «сухого закона» это случалось не так часто, разве что сельпо не успевало иногда подвезти в магазин «главный» продукт. Был один и дельный охотник – Фролов, единственный в ту пору в селе строитель лодок и неплохой знаток гусиной охоты. Ну, и ещё два-три человека, берущие в руки ружья от случая к случаю.
Показал ли когда-нибудь Степан Левонтию эту лягу или он сам нашёл её в своих странствиях по побережью, я не спрашивал. Но именно сюда он привёл меня на вечёрку, на мою первую колежёмскую утиную зорьку. Пришли заранее, чтобы осмотреться и обустроить будущую охоту. У него была хорошая охотничья манера – даже на одну зорьку сооружать укрытие, скрадок, в котором можно спокойно сидеть, укрывшись от зорких утиных глаз в ожидании удачного налёта. Не собирался он изменять своей привычке и в тот раз. Мы бродили вдоль луж, рассматривая многочисленные утиные следы на грязи. Попадались и гусиные, ведь небольшое их количество всегда гнездилось на ближайших болотах. Не редкостью были и крупные кресты журавлиных лап.
Почти по центру всей этой благодати обнаружился довольно большой плёс с сильно изрезанными кромками и низкой водной растительностью, не мешающей обзору. От плёса в несколько сторон отходили протоки, ведущие к другим лужам меньшего размера. А посредине, как по заказу, красовался островок метров пяти в диаметре. Лучшего варианта для установки скрадка можно было и не желать. Промерили в плёсе глубину. Оказалось мельче, чем по колено, немного вязко, но ходить ведь там особо и не нужно, только выставить чучела и подобрать после охоты битых уток.
Оставался час до зорьки. Небольшой походный топорик с собой был, и мы принялись за работу. До ближайших береговых ивовых кустов метров триста, до ближайшей куртины тростника – сто пятьдесят. Хорошо, что у запасливого Леонида нашёлся в рюкзаке кусок бечёвки. Ею связывали нарубленные ветки, чтобы удобнее таскать к месту строительства. Подвернулся в береговой кромке и обрубок бревна для сидения. Мы ещё продолжали маскировку скрадка стеблями порыжевшего тростника, когда стало смеркаться и появились первые «гости», заставившие нас прекратить работу, оставив окончательную отделку на завтра.
Всё происходило по обычной схеме, знакомой любому опытному охотнику на уток. В лёгких сумерках над плёсами и тростником со стороны моря и устья реки на бреющем полёте пошли чирки. Проносясь иногда до самого конца ляги, они делали боевой разворот, несколько больших или малых кругов и «падали» на мелкие плёсы или прямо в залитую водой траву. В основном это были пары и небольшие стайки, по уверенному поведению которых
