вернулся из Лондона… это не сон?
Корнелия смеется.
– Тот еще сон.
– Что вы этим хотите сказать?
– Ничего. Вставайте, я должна вас одеть.
Слышно, как соседские девки высыпали разом на солнышко и, позвякивая ведрами с водой, отдраивают мокрыми швабрами крылечки.
– Вы, наверно, рады, что он уже дома, – говорит Нелла. Корнелия отвечает усмешкой. – Вчера вы допоздна не ложились.
– С чего это вы взяли?
– Я слышала, как ночью хлопала входная дверь.
– Это невозможно, – говорит служанка. – Отто запер ее, перед тем как вы легли.
Она надевает хозяйке через голову нижнюю юбку и накрепко завязывает ленточки. Йохан купил молодой жене новые платья, и сейчас Корнелия облачает ее в голубое с серебристыми блестками. Радость Неллы быстро улетучивается – рукава ей длинны, узкая грудная клетка утопает в корсете.
– Марин послала им ваши размеры, – Корнелия все туже и туже затягивает корсет, то удивляясь, то ужасаясь немереной длине лент. – А она их взяла у вашей матери. Ну и куда я дену лишний материал?
– Белошвейка, видать, что-то перепутала, – говорит Нелла.
Служанка, знай, пыхтит. Дескать, других дел у меня нет.
Нелла направляется в столовую. Она вся переливается в лучах солнца, и Йохан не без удивления отвешивает ей поклон. Опередившая ее Марин потягивает лимонную воду, стоя лицом к огромной географической карте на стене позади брата. Она пристально разглядывает перешейки и острова в бескрайнем океане. Интересно, думает Нелла, в какой момент в процессе переписки между Ассенделфтом и Амстердамом параметры ее тела были переданы либо приняты настолько превратно, что невеста превратилась в пародию на себя. Она тоже поворачивается к карте, стараясь не думать про нелепо болтающиеся рукава. Вот Новая Голландия, вот пальмы, расставленные по нижнему краю карты, а вокруг бирюзовая гладь и туземцы цвета эбонитового дерева, завлекающие смотрящего.
Сегодня Йохан кажется более спокойным, здоровая пятерня обхватила маленькую по сравнению с ней кружку пива. Если вчера в его взгляде было что-то рыбье, то сейчас это кремень.
– Спасибо за новые платья, – только и отваживается сказать Нелла.
– Видимо, это одно из них, – говорит он. – Мне это немного иначе представлялось. Оно тебе великовато, нет? Марин, что скажешь?
– Боюсь, что так, господин, – отвечает Нелла, глядя на Марин. Та, ни слова не говоря, садится за стол и аккуратным квадратом расправляет на коленях белую салфетку, которая смотрится этакой кафельной плиткой на ее безукоризненной черной юбке.
Уголки губ у Йохана ползут вверх.
– Не страшно, – говорит он. – Корнелия ушьет.
Какое-то время они сидят молча.
– Поешь, – обращается Йохан к жене. – А ты бы, Марин, выпила эля.
Та отвечает, что ей от него плохо.
– Ты
