Фактори-слайд или на Макунадо-стрит?
– На Макунадо. Никто туда за ним не придет.
– Я бы предпочла забрать его к себе.
Я не спорил. С Белиндой спорить бессмысленно. Она все равно будет делать все по-своему, пока вокруг рушится империя. Однако на сей раз она, пожалуй, была права. Пусть в резиденции Контагью и не поселился логхир, зато это была превосходная крепость со всеми удобствами.
– Возможно, еще очень не скоро он будет в состоянии путешествовать так далеко.
Я уже посещал берлогу Контагью под давлением обстоятельств. Человек мог жить там с комфортом. Или войти туда – и пропасть навеки.
– Он никуда не отправится, пока не будет готов, – заявила Белинда.
Ее бледный палец с длинным карминовым ногтем постучал по подоконнику.
Я кивнул.
На подоконнике что-то поблескивало. Что-то высыхало. Это напомнило мне след, оставленный мигрирующим слизняком.
– Пришли мне фунт соли, – прошептал я.
Хотя она и была Белиндой Контагью, но как ни крути – девушкой. И ничего не знала о соли и слизняках.
– Хорошо, – озадаченно проговорила она.
Лекарь объявил:
– Я сделал все, что мог. Он не умрет. Но ему еще долго поправляться. Возможно, его пырнули проклятыми клинками.
Это пахло религией, в чем не было смысла. Морли имел врагов, которые с радостью проделали бы в нем кучу дыр, если бы это могло сойти им с рук. Но они не были религиозными психами и не были такими невыразимо гнусными, чтобы охотиться не только за его жизнью, но и за душой.
– Должно быть, женщина, – пришла к заключению Белинда.
Ни один мужчина не был настолько мстителен.
– Мне неизвестно, что происходило в его жизни, – заявил я. – Я вижусь с ним, только когда мы заглядываем в «Виноградную гроздь» после театрального представления. Ты же в курсе моей ситуации.
– Я пыталась поговорить с Тинни. Хотела, чтобы она знала, что случилось.
Мне не понравился ее тон.
– Гаррет, я была вежливой и любезной. А она – нет.
Мне очень не понравился ее тон. Тинни могла разобидеться.
– Она совсем не уверена…
– Я попыталась объяснить ей сложившуюся ситуацию. Она не вызвала симпатии. Дело не в ней.
Почти наверняка моей дражайшей не удалось свести более интимного знакомства с лютой болью главным образом потому, что она была моей дражайшей. Можно ли заставить ее это понять?
Тинни не могла так сильно измениться. Да и как бы смогла? Она была умницей. Понимала, что такое настоящий мир. Делила со мной его суровую реальность. Умела разбираться в сложных вопросах. Она еще годы назад обнаружила, что Тинни Тейт не является центром, осью или любимым ребенком мироздания.
Меня пробрал озноб, как будто в полночь я был обязан промчаться мимо кладбища.
И тут на
