техника, – дернул плечом Цеста. – С нашей далеко не уедешь.
– Я тебе «Теслу» достану из Чехословакии, хочешь? – спросил Хрдличка.
– Знаете, что? – нервно оглядывая присутствующих, произнес Ягла. – Я эту чертову музыку больше играть не буду! – Протянув руку за бутылкой, он оглянулся в сторону Цесты и вздрогнул, обнаружив, что тот уже стоит возле его стула. – Ищите себе другого музыканта! – добавил Ягла уже не так уверенно, а потом едва не плачуще пожаловался: – Ну не могу я: как начну играть, все внутри так и скручивает, а потом весь вечер – как в воду опущенный.
Ягла замолчал под взглядом широко расставленных серых глаз, сейчас напоминавших расплавленную сталь.
– Можно и другого ударника найти, – тихо сказал Цеста, спокойно беря его одной рукой за запястье, а другой вынимая из пальцев Яглы бутылку. Тот мрачно допил жалкие остатки из рюмки.
– Пусть даже это так, – все так же тихо произнес Цеста, обводя окружающих блестящими глазами. – Пусть даже это не случайные совпадения. Если эта песня действует на людей с такой силой, значит… значит, Павел действительно создал шедевр! – он не глядя пододвинул себе стул и сел. – А что такое человеческая жизнь, пусть даже десяток жизней рядом с произведением искусства?
– Поразительно оригинальная мысль! – насмешливо заметил Хрдличка.
– В Бога вы не веруете, – с упреком бросил Ягла обоим и решительно пододвинул к себе бутылку.
– По-твоему, если песня убивает людей, то так тому и быть? Значит – хорошая песня? – ядовитым тоном поинтересовался Штольц, меряя Цесту прищуренным взглядом.
– Я хочу сказать, что искусство ценнее, чем жизнь, – ответил Цеста.
– Мы уже видывали военных гениев, которые чужие жизни ни во что не ставили! – напомнил Штольц со злостью.
– Мы видели и то, как люди отдавали жизни, чтобы защитить от бомбежек и мародеров коллекции Национального музея! – парировал Цеста.
– А потомки каждого из них могли бы создать в десять раз больше!
– Ну, парни, вы сейчас договоритесь… – проворчал один из музыкантов.
– Если бы мне довелось решать, стоит ли пустить в расход сотню человек ради одного произведения искусства… – прошипел Цеста.
– Вы действительно так считаете? – встрял Тунь, заботливо разглаживая еще чистую страничку в блокноте, но смешался, едва Цеста обратил к нему взгляд своих стальных глаз, и пробормотал: – Хотя, конечно, если картины старых мастеров или какая-нибудь там Венера…
– Или какой-нибудь там Пикассо, – добавил Павел.
– Любое произведение искусства, – отчеканил Цеста. – Пусть даже еще никто не доказал, что это – шедевр.
– Теоретизировать легко, – фыркнул Штольц.
– Олдо, успокойся и выпей, – посоветовал Павел, беря у официанта новую бутылку.
– Ты всегда его защищаешь! – огрызнулся Штольц.
Павел только пожал плечами, оделяя щедрыми порциями сидящих по бокам, в том числе увлеченного перепалкой Туня.
