мадьярка провожала каждый удар пронзительным взвизгом. Дьюер и Арпад наблюдали за игрой и из вежливости в одном случае и семейной солидарности в другом болели за даму. Фон Кларен помахал им здоровой рукой. Арпад, увидев Янину на стене, засуетился, явно собираясь немедленно искать, как туда забраться, но журналист удержал его за шкирку, справедливо предположив, что детское общество хозяина замка и его гостью не обрадует. На лице журналиста были написаны кротость и готовность к самопожертвованию, достойные первых христианских мучеников. Янина оценила этот жест и, чтобы не ранить лишний раз чувства британца, не стала, как собиралась, брать графа под руку и даже отступила на шаг.
– Как долго ваша семья владеет Кёдолой? – поинтересовалась она, облокотившись о стену и пытаясь заглянуть в ров, окружавший замок, толщина стены, однако, не позволяла этого.
– Смотря в каком смысле, – дернул плечом граф. – По семейным преданиям, какая-то крепостишка или просто хижина стояла здесь уже в конце девятого века и в ней ютился некий славянский или румынский род, пытавшийся спастись в горах от неистовых мадьярских кочевников. Это и были прародители рода Кёдолаи. Позже мадьяры все-таки добрались сюда, а может быть, они и сами спасались от более воинственных родичей, но так или иначе они смешались с населением горы. Потом мадьярские дюлы из этого племени прихватили себе довольно приличный кусок горного хребта возле перевала, так что наша земля досталась нам, как говорится, по праву «первого захвата». Перевал со временем разрушился – наверно, произошло что-то подобное нынешним событиям, однако мои предки с упорством, достойным лучшего применения, продолжали цепляться за свою почти неприступную гору и окрестные дикие земли. Официально же Кёдола получила княжеский статус и стала принадлежать моей семье с XIII века, когда Дюла Кёдолаи проявил себя в боях с татаро-монголами. Как мне рассказывали, Его Величество Бела IV лично предлагал ему куда более ценную территорию на плодородной равнине, буквально уговаривал.
Граф ухмыльнулся, встал рядом с Яниной, тоже опершись здоровой рукой о стену и глядя на возвышающийся прямо над ними поросший кедрами и елями бок восточной вершины. В его голубых глазах плясали искорки, и Янина уже в который раз подумала, что в те мгновения, когда граф забывает о своей горько-ироничной улыбке, он становится чертовски красив.
– Я так и вижу это, – качнул головой фон Кларен. – Дюла Кёдолаи нагло посмотрел королю прямо в глаза и, учтиво поблагодарив его, изрек, что всем землям мадьяр, включая королевский дворец в Секешфехерваре, предпочитает свой каменный насест в населенных славянами и румынами горах. И королю было нечего ответить: он чуть ли не жизнью Дюле был обязан. Или не он, а какой-то его приближенный, тут могли и приврать… Главное в том, что король выругался неподобающим для христианина образом, рявкнул: «Вот и сиди себе в своем орлином гнезде!» и пожаловал Кёдолаи гору и близлежащие долины «на веки вечные», как записано в грамоте, за прошлые заслуги и без всяких обязательств на будущее. Впрочем, в то время это была обычная практика, ничего из ряда вон выходящего…
– Этот
