подле лужи и силою громко своей похваляясь,Стал угрожать он, что всех до одной уничтожит
лягушек.
Константин не стал их прерывать. Скрестив руки на груди, он с улыбкой наблюдал за ними.
Тело ж свое Кускохват защитил, на две половинки
Крепкий орех расколов и покрыв скорлупой свои
плечи.
Страхом объяты, помчались к родному болоту лягушки:
Всех мог сгубить Кускохват – была в нем великая
сила…[14]
Фауста заметила мужа, свернула свиток и сказала:
– Хватит на сегодня.
– Там немножко осталось. Давай дочитаем, – попросил Крисп.
– Тебе пора спать, иначе ты не вырастешь таким большим и сильным, как твой папа. – Она кивнула в сторону Константина.
Увидев отца, Крисп бросился к нему и обнял. Фауста тем временем торопливо надела сандалии.
– Можно мы еще почитаем? Там самое интересное! – попросил Крисп.
Константин вопросительно взглянул на жену, та покачала головой.
– Нам всем нужно лечь сегодня пораньше, – сказал император, для убедительности широко зевнув. – Завтра важный день, будем готовиться к жертвоприношениям. Поможешь мне отобрать быков для Юпитера, Марса и Квирина.
Крисп пришел в восторг. Фауста выглянула из шатра и кликнула пожилого раба Марсия, который присматривал за сыном императора. Она велела ему уложить Криспа спать.
– Могли бы и дочитать, – сказал Константин, когда они с Фаустой остались наедине. – Я вас не торопил.
– Захотелось побыть с тобой. Мы почти не видимся при свете дня, а когда заходит солнце, ты так устаешь, что сразу засыпаешь.
Супруга прижалась к его груди. Они молчали. Он пытался собраться с мыслями, она слушала, как бьется его сердце. После того как Максимин повесился, Константин некоторое время избегал Фаусту, сначала сам этого не замечая, а потом осознанно. Она переживала из-за смерти отца, он боялся увидеть в ее глазах упрек: ведь Константин мог арестовать Максимина, как только узнал о его замысле, а не разыгрывать сцену с покушением. Но ему нужно было узнать, как далеко готов зайти тесть. В итоге Максимин умер. Император спал в кабинете, делая вид, что всю ночь работал, отлучался из дворца по первому же поводу, а когда все же виделся с Фаустой, избегал ее взгляда. Конец этому положила сама императрица. Ночью она пришла к нему в кабинет, когда он уже крепко спал. Фауста не стала будить его, а легла с ним рядом. Утром он проснулся в ее объятиях.
Фауста удивляла Константина с первого дня брака. Во время пышных свадебных торжеств он вспомнил о скромном венчании с Минервиной; ему стало тоскливо: его чувства
Отрывок из «Батрахомиомахии» в переводе профессора Владимира Григорьевича Боруховича.
