слова…
– Нет! – чей-то голос врывался во тьму, – открой глаза!
Чей-то властный, чей-то знакомый голос…Я была рада его слышать и не рада. Не открою глаза. Я плыву в темноте…Я хочу умереть, потому что мне больно, и я горю…
Внезапная прохлада пронзила горячую тьму. Голубой свет манил меня издалека, звал, настойчиво и властно…Глаза, голубые, холодные сияли в темноте. Надо идти к ним…Идти к свету, к спасению…
И снова темнота.
А затем яркая вспышка света…Нет, не света, огня! Адского пламени! Я в аду! Я горю! Я слышу, как трещат мои кости, и плавится кожа…
…И чей-то далекий голос, идущий из запредельных глубин, позвал меня по имени. Не властно. Просто позвал. Будто просил. Этот голос…
– М-м-м…Моран… – то ли выдохнула, то ли прохрипела я, – ты спас меня?
И совсем рядом, у самой щеки, его голос, спокойный и твердый:
– Да.
Я улыбнулась. И в этот раз упала в свет.
***
Когда я пришла в сознание, то увидела возле кровати колченогий столик с банками, флаконами, зельями, книгами. Высокий худощавый мужчина в темно-синем одеянии склонился надо мной. Он проверил мой пульс, затем внимательно осмотрел глаза и лицо.
– Хорошо…Хорошо, – бормотал он, – вы меня видите?
Я кивнула и попыталась спросить, сколько была без сознания, но он жестом прервал меня:
– Для начала вам следует немного поесть и выпить это, – он протянул глиняную чашу с каким-то отваром. Я с трудом выпила его, превозмогая головокружение и тошноту. После того, как поела супа и выпила еще какой-то настойки, наконец, почувствовала, что могу говорить.
– Спасибо, – произнесла я слабым голосом. Лекарь скупо улыбнулся, – сколько я пролежала так?
– Около пяти дней.
– Пять дней! Но что…что это было? – спросила я и непроизвольно коснулась своей головы. И только в этот момент заметила, что на голове у меня повязка. Вся голова была перебинтована узкими полосками ткани.
– Что?.. – прошептала я, трогая голову.
– Яд, – флегматично ответил лекарь, – в щетке для волос было смертоносное количество яда, часть которого скопилась в ваших волосах и неизменно убила бы, несмотря на все наши старания.
В голову пришла внезапная догадка.
– Вы остригли мне волосы? – спросила я.
– Не совсем, – неожиданно весело ответил он, – часть волос выпала уже к вечеру первого дня, а остальное просто сбрили.
«Я лысая», – равнодушно подумала я. Лысая…Зато живая. Это было главным. Слабая, еще с трудом шевелившая конечностями, но живая.
– Хранитель? – спросила я, – можно ли его позвать?
Лекарь с интересом посмотрел на меня и нахмурил лоб.
– Хранителя нет во дворце, – сухо ответил мужчина.
– Ясно, – промычала я, – а Галвин?
– Я уже послал за ним, скоро он придет. Юноша очень волновался за вас.
