забываешь, Торланн, что Хранитель Цитадели света не подчиняется ни одному из королей. Мы долгие годы были добрыми друзьями, но все же я не являюсь твоим вассалом. Следовательно, я не могу пойти против твоего слова, – голос Морана был спокоен. Впрочем, как всегда, – скажи, что будет с тем, кто оскорбит короля? Его ждет наказание, не так ли? А с тем, кто оскорбит Хранителя? Ответ ты знаешь, Торланн. Пролан сделал это нарочно. Он оскорбил моего ученика, оскорбил меня. Усомнился в священной клятве, которую я дал, надев этот плащ. Он виноват, Торланн, и он понес наказание. Ему это пойдет только на пользу.
– Но ты отправил его в низины! В низины! – гневно сказал король, – отправил, не посоветовавшись со мной!
– А разве ты всегда со мной советуешься, когда издаешь указы? Или когда вершишь правосудие?
– Это совсем другое! – ответил Торланн, – я – король. Моран, в любом случае, наказание для Пролана было слишком жестким по сравнению с тем, что он сделал.
– По-твоему, оскорбление и покушение на жизнь человека – недостаточно серьезный проступок? – голос Морана повысился.
– На кого он покушался? – спросил король.
– На Елизавету, он хотел ее задушить. Я остановил его.
Король что-то пробормотал, я услышала шаги взад-вперед, взад-вперед.
– Послушай, Моран, – совсем другим тоном, в котором не была гнева, произнес король, – в столице, при дворе стали появляться слухи. Люди шепчутся, что ты слишком благоволишь к Елизавете. Слишком опекаешь ее. И что твое отношение к ней намного теплее, чем следовало бы. Ты так рьяно помогал лекарю исцелить ее от яда. Скажи мне, как другу, это так?
Повисла долгая пауза.
Сердце забилось быстрее и громче, я даже испугалась, что они услышат это. Крепче зажав рот руками, я внимательно прислушивалась.
– Люди всегда о чем-то шепчутся, – ответил, наконец, Моран. Спокойным и даже насмешливым тоном, – не стоит воспринимать все толки всерьез. Я принес священную клятву, ты сам присутствовал при этом. И ты, как никто другой, знаешь, от чего мне пришлось отказаться, когда я надел плащ Хранителя. Я сделал свой выбор много лет назад. Никто не заставит меня изменить его. Я верен своей клятве, и никогда ее не нарушу.
«Ни семьи, ни любви. Цитадель становится супругой хранителя, а детьми – его знания и мудрость», – вспомнила я слова Галвина.
Внезапная боль тонкой иглой ужалила мое сердце. Я прикусила губу до крови, из глаз хлынули слезы. Они беззвучно капали на руки, платье, пол. А я лишь сильнее сжимала рот, боясь всхлипнуть или простонать от невыносимого разочарования. Они говорили о чем-то еще, но я не слушала, не слышала их. Я застыла, и желала только одного – уйти поскорее отсюда. И жалела, что поднялась сюда. Жалела, что появилась в этой башне. В этом месте. В этом мире.
Неизвестно, сколько я простояла вот так, в одном положении. Может, час. Может, десять минут. Время словно остановилось. Я не слышала, как король с Мораном ушли. А когда заметила, что в здании стоит тишина, то еще очень долгое время не решалась пошевелиться.
Я
