с ним.
Хмуро отлавировав между партами, Олег швырнул рюкзак на последнюю, за которой никто не сидел. Шея всё ещё была ледяной.
– Да, – завороженно протянул Агрессор, игнорируя недовольное шипение Спасателя. – Сбрасывать снег с её волос и висков… Приподнимать подбородок… Заглядывать в увитые прохладным солнцем бирюзовые глаза…
И не сочувствие. Видеть в них не сочувствие.
* * *
Толкнув тяжёлую дверь, Марина ввалилась в главный корпус, потёрла окоченевшие руки и устремилась к дверям в коридор, в конце которого источала соблазнительные ароматы большая столовая. В кармане пальто завибрировал телефон. Нащупав Моторолу, девушка пробежала пальцами по клавишам, и небрежное «максим потом я занята» улетело прочь. «Мариша, позвони, бусь», – немедленно сообщил телефон.
Ровно десять секунд спустя. Ну какой же надоедливый!
Сжав зубы, «Мариша» прикрыла глаза; правый висок с утра болел так, словно в ухе развивался отит. Именно этим ухом она слушала его голос в трубке.
Притворяться заинтересованной было всё тяжелее.
Если начистоту, для «максима» она всегда была «занята».
А может, стоило бы состричь с этой овцы хоть клок – в виде такси в мороз?
Неловко подвернув ногу на скользкой плитке, Марина раздражённо охнула и ускорила шаг. Каждый обычный день теперь отнимал слишком много сил.
А приходить им было неоткуда.
Пока рядом был Свят, энергии было в разы больше. Пусть он порой был рядом чисто символически… пусть только показательно… пусть совсем не по-настоящему.
Но пока он был рядом, у её жизни была цель – и это наполняло силами.
Чем не цель? Круглосуточно стараться быть лучше любой, кто на него глядит, и маниакально планировать их нужное только ей сказочное будущее.
Казалось, он и был тем стержнем, на котором держались её ценности и смыслы.
Но разве это неправильно, если ты кого-то безумно любишь?
Он оставил на своём символическом месте безупречную пустоту. Такую же пустоту в нём она годами пыталась заполнить, отдавая всю себя. Но ничего не вышло. Ничего.
Она слила все силы в этот колодец – а он не наполнился ею ни на грамм.
Впорхнув в помещение, наполненное звоном приборов, Марина отыскала глазами столик, за которым сидели Настя и Лина. Всё в этом паршивом общепите напоминало о позорном круглом столе, когда её проницательность будто атрофировалась.
Почему она не заметила, как её парень пожирает глазами девицу Гатауллина?!
А если заметила бы? Если бы заметила – ещё тогда?
Изменило бы это хоть что-то?
Все эти вопросы давно прогорели внутри безумным костром, оставив в груди пустынный крематорий, – и теперь мелькали лишь редкими транспарантами бедолаг, которым никто не сказал, что митинг отменяется.
В груди было пусто, как в холодильнике накануне стипендии.
Едва
