скажи ещё раз, что тебе на нас насрать.
Мигом повернув к нему лицо в розовых пятнах, мать растерянно захлопала ресницами, изумлённо потрясла головой и нелепо округлила рот – будто слов у неё было в достатке, но ни одно из них она не считала правильным.
Позвони мозгоправше или Вовочке, спроси, что говорить. Мы подождём, твою мать.
– Какая разница, сколько они стоили, Артур? – наконец еле слышно проговорила Людмила. – Подарили – нужно беречь. Вы что, специально разбили эти колонки?.. За что вы ему мстите? Я понимаю вашу злость, понимаю вашу досаду! Я знаю, что вы бы предпочли, чтобы мы и дальше жили втроём, но… Артур! Артём!
Розовые пятна на лице матери стали ярче, а голос дрогнул.
Слова, которые разум счёл «правильными», явно давались ей с гигантским трудом.
– Не то чтобы специально, – угрюмо пробубнил Артём за его спиной, – но…
Обернувшись, Артур уставился на младшего брата с неподдельной яростью.
Артём осёкся, но в его серых глазах не было испуга; он смотрел в ответ с вызовом.
Недоумок, твою мать! Решили напирать, так надо идти до конца!
– Послушайте, – устало произнесла Людмила, подняв ладонь в жесте «теперь говорю я». – Я действительно от всей души сопереживаю вам. Я знаю, что вам сложно. Знаю, что перемены и нововведения – это всегда тяжело. Я знаю, что вы злитесь, обижаетесь и ревнуете. Вы имеете право. Артур… Артём… Я люблю вас, очень сильно. Ещё сильнее, чем раньше. Вы всегда будете для меня очень важными людьми. Но себя я тоже люблю. И хочу, чтобы моя жизнь приносила мне счастье. Я прошу вас: будьте мягче к Володе. Он очень старается наладить с вами хорошие отношения. Возможно, вам это незаметно, но мне, со стороны…
Она говорила, говорила и говорила – то затыкая вафельное полотенце за пояс, то размахивая им, как вымпелом. Она говорила, а пятна на её лице разрастались, толкали друг друга и переползали со лба на щёки; со скул на шею.
Сжав зубы, Артур смотрел на материнское лицо почти с ненавистью – до того много едкой злобы пилило душу пополам.
Она говорила и говорила, но ни разу не сказала: «Окей, этот Володя нам и правда не нужен. Мы будем жить, как раньше – втроём».
– Я тоже люблю тебя, ма, – негромко признал Артём, не выходя из-за спины брата.
Как просто завоевать обожание десятиклассника!
– Я не ревную! – выдавил Артур, скрестив руки на груди; зубы глухо заскрипели.
Много чести вам, эгоисты.
Смотреть ей в глаза не хотелось, и он уставился на оранжевую плитку, что горизонтальной лентой бежала по белому кафелю кухонных стен.
– Ваш отец за столько лет ни разу о вас не вспомнил, – сухо сказала мать; в её голубых глазах стояли слёзы. – Собрал по углам свои чёртовы стишки и усвистал на поиски себя. А для Володи вы как сыновья.
Да какие сыновья! Старше меня, урод, от силы лет на пятнадцать!
– Пойдём, Арчи, – повторил брат, беззлобно ударив кулаком ему по лопатке. – Реально сами виноваты.
