своего рода энциклопедию по данному вопросу.
Ираклий Семёнович полистал книгу и нашёл раздел, посвящённый Клаусу Ютенштайну.
Выяснилось, что чернокнижник занимал весьма солидное место в обществе, являясь главой местной общины и заседателем городского суда. О его маленьком хобби, унёсшем страшно предположить сколько жизней, стало известно лишь после смерти Ютенштайна из его же собственных записок. Тщеславный колдун оставил после себя дневник содержания такого же ядовитого, как и его снадобья. В нём он зло насмехался над своими клиентами, правда, не называя имён, а ещё больше – над знахарями, ни одному из которых не удалось ни уверенно подтвердить смерть от яда Ютенштайна, ни уж тем более – определить его состав.
Хвастал чернокнижник и своей изобретательностью в плане самих способов отравления. Он утверждал, что подмешивание отравы в еду и питьё – способ ненадёжный и легко вскрываемый, а вот пропитывание ядом личных вещей, добавление оного в благовония и прочие изуверские изобретения в том же духе – это, де, новаторство и истинное искусство отравления. Особенно Ютенштайн гордился созданной им коллекцией убивающих украшений. Были там и дамские броши, помогающие во время страстных объятий устранять надоедливых мужей и любовников, и мужские перстни, делающие смертельным дружеское рукопожатие.
Рецептов своих ядов Ютенштайн в записках не раскрывал, но намекал, что секрет передал ученикам, коим оставил и свой смертоносный арсенал.
– Да-а, – протянул Руднев. – Жутковатый персонаж… А дети у него были?
– Не знаю, – ответил Вершинин. – Но могу попробовать выяснить это, просмотрев исторические хроники. В любом случае, после обнаружения исповеди папаши, отпрыскам пришлось бы скрываться.
– Вы очень меня обяжете, если найдете всё, что можно об истории рода Ютенштайнов, – заверил Дмитрий Николаевич, а после вынул из записной книжки листок с найденным накануне шифром и протянул знатоку эзотерики. – У меня к вам ещё одна просьба, Ираклий Семёнович! Взгляните, пожалуйста, на эти цифры. Может, вы, как знаток тайнописи, сможете определить, что это за шифр.
– А почему вы, Дмитрий Николаевич, думаете, что это шифр? – спросил польщённый высокой оценкой своего побочного таланта Ираклий Семёнович.
Руднев промолчал.
– Понимаю, – усмехнулся магистр. – Какое-то секретное дело, о котором мне, старому книжному червю, знать не положено.
– Так что вы думаете, Ираклий Семёнович? – Руднев не стал ни подтверждать, ни опровергать умозаключение библиофила.
– Я, молодой человек, осмелюсь предположить, что это и не шифр вовсе, а даты. Сморите, пятнадцатого года месяца мая с седьмого по четырнадцатое число и того же пятнадцатого года месяца июня с первого по десятое.
– Допустим, – проговорил Руднев, ошарашенный таким очевидным и простым объяснением. – Вполне вероятно… А что значат знаки?
– Надо полагать знак вопроса в конце означает вопрос.
