высоко занеся над головой меч. Одна его нога заступила на тёмную сторону и по колено была увита коварными и очевидно смертоносными щупальцами. Во всей позе паладина отчетливо ощущались непомерная тяжесть поднятого оружия и усталость от затянувшегося неравного боя.
Исход сражения, вопреки жанру, виделся совсем неоднозначным.
– Это ведь не про то, как трудно победить зло, пришедшее извне? Так? – спросила мадам Атталь, пристально глядя на автора картины.
– Так, мадам. Это про то, как трудно сохранить внутри себя добро, – ответил Руднев.
– Вы философ!
– Отнюдь! Просто так уж сложилось, что мне пришлось повидать немало людей, потерпевших поражение в такой битве.
– Да, – задумчиво произнесла француженка. – Я знаю. Вы… как это по-русски?.. enquêteur (фр. следователь).
– Devrais— je dire detective. (фр. Правильнее сказать, сыщик.) – уточнил Дмитрий Николаевич. – Я занимаюсь расследованиями, но не состою на службе.
– Не состоите на службе? – удивлённо подняла брови Шарлотта. – И многим из тех, кто на ней не состоит, ваш царь вручил орден Святого Владимира? Я разбираюсь в русских орденах, monsieur Rudnev, и видела его у вас вчера на шее.
– Эта отдельная история, мадам, не стоящая вашего внимания, – поморщился Руднев. – Но, если вы позволите, мадам Атталь, я бы хотел задать вам ещё несколько вопросов в отношении несчастья, случившегося вчера.
– Называйте меня Шарлоттой, – попросила француженка.
– Хорошо. Тогда вы называйте меня Дмитрием.
– Дмитрий… – произнесла мадам Атталь так, будто пробовала звучание имени на вкус, и её бархатный французский акцент смягчил его звонкость. – Хорошо, Дмитрий, спрашивайте.
– Давайте присядем, – Руднев указал даме на стоящий у окна старый кожаный диван.
– Мне там не нравится, – заявила француженка. – Слишком мрачный вид из окна… Этот бесконечный дождь!
За окном и впрямь было серо и тоскливо. Конец апреля выдался хоть и тёплым, но ветреным и дождливым, и сад Рудневского особняка, на который выходили окна мастерской, выглядел словно расплывшаяся в серых красках акварель, с проступающей кое-где робкой зеленоватой дымкой.
– Тогда пройдемте в гостиную, – предложил Руднев. – Я прикажу опустить портьеры и зажечь лампы.
– Ну, нет! – передернула плечами женщина. – Как это у вас говорят?.. При свечах до наступления темноты…
– Днём с огнём? – предположил Дмитрий Николаевич.
– Наверное, – небрежно согласилась француженка и с дерзкой улыбкой указала на задрапированный подиум для натурщицы. – Я бы предпочла сесть туда. Вы позволите?
– Как вам будет угодно, Шарлотта, – ответил Руднев и снова с досадой почувствовал давешнее волнение, которое вроде уж и вовсе в нём улеглось.
Женщина свободно разместилась на подиуме, небрежно поджав под себя ноги,
