влажная росцветь.Лабиринт площадей Гейдельберга —
обрушено пламя
на готический крест,
на вобравший встревоженный воздух
Загудевший орган…
Чуткой плотью теснящихся ягод
давит холод пространств,
нависает густеющей тенью.
Укрывает туман те страницы,
что первыми лягут,
родословия Лоз
и немеющих листьев осенних…
Heidelberg: зодчий ночи
Здесь полночь. Тени по пятам.
Столетий бездна под ногами.
Молчащий город Мандельштам,
Звенящий город Мандельштам,
Где слово «Вечность» каждый Камень
В себе хранит…
Без суеты
В тепло полуночной купели
Вступаем…
Мыслимо ль в апреле
Здесь быть с великими на «ты»?
Страницы медленные эти,
И дряхлых голубых зеркал
Излом-Пикассо: Сны о лете,
Плюща колеблемые плети,
Судьбы слепой Читальный зал.
Серебряный скудельный век
Уносят в ночь стальные птицы.
Здесь – тишина библиотек,
И перевернутой страницы
Невольный шорох…
«Рай! ли, «Ад»?
Иль мир, где рая нет и ада:
Лишь памяти Вишнёвый сад,
И Дом с серебряной оградой.
Рассыпа́ться созвездьями снов…
(Петербургу – городу моих предков)
Где-то здесь, лучше шепотом
Петербургское скерцо.
В этих утренних шорохах
Замуровано сердце.
Рассыпаться созвездьями снов,
Видеть небо – опять грозовое,
И в барочном излишестве Слов,
С легким отблеском,
дно голубое
Белых раковин… Хрупок изгиб.
Океанские – с громоподобным
Шо-ро-хом…
Сто невидимых рыб,
Обошедших планету на темном
Обороте луны…
Погрузиться опять в тишину,
Уловить неземное звучанье
Речи гулкой.
К укрытому дну
Перламутра
направить молчанье
Музыки…
Передать до конца
Непосильное косноязычье
Майстерзингера, барда, певца
Сквозь шумливые возгласы птичьи!..
К жизни новой стремится, беречь
Эти ноты…
Silentium!.
(к петербургским архивам)
Слова:
приближенье на всех языках
Сквозь солнца недвижного
плоские пяльца;
Их, колкой ломотой
прорвавшись в висках,
Полуночный гул,
отозвавшийся в пальцах.
Изломы
стальных иссякающих рек,
Плавь медленных волн.
Берега
