а прихотливо изогнутая, будто виноградная лоза, невесомо взмывала к портрету юной бабушки де Молино в летящем белом платье, и дедушки в пузырящейся на ветру рубахе…
В глазах опять предательски защипало.
Я и забыла уже, как красив мой дом.
– Кто вы такие? Костас, кто это? – раздался… нет, не визгливый, леди не визжат… почти-визгливый женский голос.
А, нет, уже давно не мой…
Я торопливо сморгнула.
Опираясь округлой рукой на широкие мраморные перила, на изгибе лестницы застыла темноволосая леди со зло поджатыми губами. Она всегда была полновата, а с возрастом обещала располнеть еще больше… и надо же, взяла, и не сдержала обещание! Так и осталась знойной южной красавицей с приятными округлостями. Разве что постарела… Немножко. Совсем немножко. Будто не пятнадцать лет прошло, а пять. И ведь не маг ни капельки, даже обидно!
– Добрый вечер, Марита! – тон у меня вежливый, а слова – издевательские. Вечер я ей безнадежно испортила, по глазам видно.
Марита изобразила фальшивое удивление – брови демонстративно поползли вверх…
– Не стоит, – я покачала головой. – Ты начнешь восклицать, что впервые меня видишь, а у меня документы с собой. И вообще я тут с полицией, – я кивнула на Барраку. – Неловко потом будет… перед родственником. Позволь представить тебе – лорд командор Улаф Рагнарсон. А это, дорогой кузен, леди де Молино. Жена моего старшего брата Тристана.
– Рагнарсон? У де Молино нет таких родственников, – мазнув по коротко поклонившемуся Улафу невидящим взглядом, процедила Марита.
– А у Тормундов есть.
Некоторое время она еще боролась с собой – взгляд ее метался между Барракой, Улафом, мной. Прикидывала: полиция ведь… и родственничек этот… нежданный… И наконец сдалась. Лицо ее дернулось от ярости, Марита вцепилась обеими руками в перила и подалась вперед, точно хотела ринуться на меня сверху лестницы, как орлица на добычу.
– И досстало же наглости явиться! После стольких лет! Еще и с полицией!
Костас едва заметно расслабился – в глазах его мелькнуло облегчение.
– Как же я могла пропустить похороны моего дорогого старшего брата! – сладко-сладко протянула я.
Костас напрягся снова – и не только он: дернулся Баррака и даже Улаф поглядел удивленно.
– Похороны? Какие… Что ты говоришь? – вот теперь Марита в самом деле взвизгнула – пронзительно, как укушенный поросенок. – Ты… ты…
Наверху хлопнула дверь, послышались торопливые шаги:
– Марита? Что здесь происхо…
– А вот и он! – я подхватила юбки, вихрем взбежала по лестнице и прежде, чем Тристан успел хотя бы слово сказать, с размаху пала ему на грудь.
Брат пошатнулся и обхватил меня за плечи, не столько обнимая, сколько стараясь удержаться на ногах.
Я тут же отстранилась, вглядываясь
