с чего бы начать, – отозвался Шагин, сунул руку за пазуху. – Споко-ойно, парни, я ж за папироской. Председателя зачем убили?
– А на кой нам тут упыри, военный? Как связался с Ганкой, так и сделался конченым, хоть упреждали мы его. И чекиста вашего упреждали, и до него еще. Ни один не внял! А с упырями разговор короткий – или кол, или пламя, или башку отсечь!
– Удивляюсь я вам, – сказал Василий доброжелательно, прикусывая картонный мундштук. – Будто древние деды, в самом деле. Не знаете сами, чего бы еще пугнуться! Девчонка без того от фашистов пострадала, а вы из нее какую-то ведьму лепите всей деревней. Вурдалаков приплели, убиваете вообще без повода.
– Не твоего ума дело, военный! Спасаем по-своему и караем, а ежели ты…
Сбоку треснула ветка, автомат на плече Козликина качнулся в сторону фигуры, явившейся из кустов.
– Всем стоять, руки вверх, милиция! Бросай оружие!
Шагин на это лишь вздохнул – до того как кинуться наземь и дернуть ТТ из-за пазухи. Пальнул не глядя, перекатился за дерево, начал садить прицельно, сквозь трескотню очередей и щелканье милицейского нагана. Двое бандитов-полицаев рухнули сразу же, Козликин метнулся в сторону, пропал из виду. Василий дергаться следом не стал – самоубийство получится при таком освещении. Застонал, захрипел погромче, дождался, пока из тени появится очередная фигура на полусогнутых напряженных ногах. По ногам и пальнул. Бандит завалился с воплем, а главная боль накатила чуть позже, заставила в голос орать. Четвертый пополз к нему по-пластунски, забавно отклячивая зад, – туда ему и пуля прилетела. Две последних пришлись по головам, без промаха. Не до арестов сейчас, при таком-то раскладе. Шагин вставил новый магазин, приложил ладони рупором ко рту:
– Гриня-я, ты где?! Не бузи, я ж так, погутарить! Без крови пока!
Из темноты ответил «шмайссер», длинной бешеной очередью, на голову Василию посыпалась кора. Сдают нервишки у Козликина, сдают! Это не впятером на одного форсить!
– Не бузи, говорю тебе! Сдавайся по-хорошему!
Снова яростные вспышки пламени, снова чмоканье пуль по дереву. Два ответных выстрела потерялись в автоматном грохоте, но сумели его оборвать. В наступившей вдруг ватной тишине Шагин переполз до ближайших кустов, лишь тогда поднялся на ноги. Подошел осторожно к лежащему Козликину – две дырки в груди, уже не встанет, – проверил прочих, спрятал оружие, наконец. Тронул пробитый лоб милиционера, закрыл покойному веки.
– Эх, Ваня-Ваня. Говорил же, не лезь на дурину!
Ответом стал девичий смех, хрустально-чистый и сладкий, но у Василия вдруг заледенела спина. Оглянулся резко, увидел тонкую светлую фигурку в тени деревьев.
– Лихой капитань, лихо-ой! Юшку соленую знатно льешь! Шестеро тут, да семеро допреж, вот и сладилось все, каханы, вот и жизни быть. Яичко набухло, скоро треснет.
– Ты как это здесь?.. – спросил Шагин хрипло. Вдруг почудилась вонь застарелой мертвечины и еще чего-то – забытого, страшного.
