кивнул Лео. – Не захотел брать на себя ответственность за кинолебёдку и ленты.
– Обычно за них отвечает первый помощник! – удивился я.
– Где-нибудь, но не у нас. У нас Шульга – всему голова.
Дальше всё смешалось. Графин пустел, а «потом» – наступило неадекватное состояние, как в том анекдоте: «Официант, принесите дверь, я хочу выйти!» То ли сами вышли, то ли нас «вышли», в том смысле что унесли нас, спустили по трапу и взгромоздили на койку. И мнилось мне до утра, будто лежу я после рабочего дня и ужина в каморке, предоставленной главврачом «Отрадного», летят за оконным стеклом белые метельные мухи, гудят вершинами сосны – раскачивает их предновогодний балтийский шторм, и тошно мне от плача его и визга, однако же берег и стволы тех сосен, заносимые снегом и орошаемые ледяными брызгами, что успели покрыть сахарной глазурью выпуклые лбы валунов, превращают тошноту в ощущение прибытия на знакомую и чем-то родную посадочную площадку прошлого. А голова раскалывалась. И не только у меня. Аркаша закряхтел немощно и окликнул – я проснулся и понял, что это гудят наши мачты, опутанные тенётами снастей. А барк-то покряхтывает, трётся боками, вздрагивает знобко, будто хочет оторваться от причала. А может, от верстового столба, чтобы поскорее ринуться к следующему? Но правильно заметил досточтимый Герман, что «всего трезвее и хладнокровнее человек рассуждает по утрам, когда только что проснётся», и хотя «образ действий» кажется ему «всё таким же безупречным… но лишь в теории». Мол, вся загвоздка в том, что из него получится на практике. Воистину так!
– Мишка, давай, за ворота, да по кружечке пивка, ась? – замогильным голосом предложил Аркаша, силясь воздвигнуться над койкой.
– Так с вечера флаг отхода на мачте!.. – загробным голосом простонал я, мигом поддаваясь соблазну.
– До бочки два шага – успеем промочить горло, – заверил он и с неожиданной прытью стал натягивать штаны и башмаки.
…Вернуться успели, когда матросы Гавалса начали поднимать трап. Эх-ма! Рванули, как борзые, взяв старт с места в карьер. Майоров, стоявший за спиной Генки, показал нам кулак и покрутил пальцем у виска, но мы, взбодрённые элем, уже вспорхнули на палубу, как две птахи, добравшиеся до родного гнезда, и поспешили в каюту, дабы улизнуть от помпы Рудуша, тоже шагавшего со спардека к трапу, а его укоры и жалкие наши оправдания в случае, если бы он хорошо принюхался, не вписывались в наши планы. Достаточно того, что рыжий боцман Витька бросил в наши спины: «Гнилая интеллигенция, что с вас взять!».
В олигархическом обществе неимущие ходят иной раз в развалку – особенно когда выпьют, но много чаще, особенно в таких местах, они стоят или сидят в напряжённой позе.
Сидение за пишмашинкой «в напряжённой позе» было прервано Подругой.
– Витать в морях за письменным столом, –
