мягкой кожи.
Дома он первым делом сложил её вещи на печь: сушиться отправились белая шапка с помпоном, розовая куртка, невысокие ботиночки с носками и единственная варежка.
Вася принес полотенце, в которое Катю можно было бы завернуть полностью, чистое и хрустящее. Пока вытирал ей голову, руки и ноги, думал, какая же она хрупкая, кажется, сожми покрепче – и посыпятся фарфоровые осколки.
«А я ее своими лапами»…
Девочка походила на попавшего под дождь зайчонка, дрожащего всем телом. Даже пахла мокрой шерсткой.
– Давай покушаем тогда уж.
– Давайте сначала позвоним.
– Телефон заряжается. Ты покушай, обсохни, тогда и позвоним.
Катя на мгновение задумалась, потом кивнула. В ее животе одобряюще заурчало.
Она молча съела тарелку супа. Затем вторую. Тщательно промокнула корочкой хлеба последние капли.
– Сейчас чая попьём с малиновым вареньем. Сам ягоды собирал, – Вася почти ничего не съел, лишь хлопотал вокруг. – Любишь варенье?
– Конечно!
– А чай из блюдечка будешь?
– Это как? – Катя округлила глаза.
– Во дает, из блюдца чай не пила. Наливаешь и сёрбаешь, – Вася продемонстрировал. – Так вкуснее!
Она сёрбала так, что перекрывала вой ветра за окном. И с каждым разом норовила сделать громче предыдущего. А он не мог оторвать взгляда от русых волос, они прилипали к ее лбу, непослушно лезли в блюдце с чаем. Вася думал о ее коже, такой мягкой и раскрасневшейся от домашнего тепла.
– И правда вкуснее!
«Она совершенство».
«Раньше ты так только о козах говорил».
– Как ты заблудилась? – Вася подлил гостье новую порцию чая.
Катя поежилась, будто снова оказалась на улице.
– Я убежала.
– От мамы?
– Нет, мама спала. Она много спит, особенно когда выпьет свои лекарства, – девочка зачерпнула варенье большой ложкой. Запила чаем. – А вы тут один живете? Вам не страшно?
Вася помолчал немного.
– Страшно было, когда маменька умерла. А сейчас я не один, у меня козы. Они добрые. Никто не замечает, насколько добрые.
– Извините, я не знала, – Катя задумчиво уставилась на блюдце. – Машка пришла. Это сестра моя. Она когда пьяная…
Он заметил только сейчас. По детской коже рассыпались гроздья: синие и желтые, местами черные точки на шее и запястьях. Вася осторожно взял Катину руку в свою, задрал рукав легкой кофточки. Выцветшие следы боли тянулись до самого локтя, уходили выше, под ткань. Отдернулся, будто ударили его самого.
– Она хорошая, правда! – в детских глазах не читалось обиды. – Она мне кушать готовит и в школу отвозит. Только когда пьяная, любит меня меньше. Я тогда гулять ухожу на весь день. Сегодня вот, далеко зашла и заблудилась.
Вася больше не садился, кружил вокруг стола в раздумьях. Грудь распирало, но мужчина еще не понимал, что за чувство клокочет внутри, лишь сжимал и разжимал разом похолодевшие пальцы.
«Избавься от нее».
– Дядя
