Гришка, – вздохнул он, – вино дороже стоит…
– У-y… дьявол! – скрипнул зубами Григорий и, шатаясь, с трудом стащил с себя штаны и даже подштанники. – А теперь хватит?
– Да ладно уж, – проговорил кабатчик, – хоть и в убыток, но пользуйся на здоровье. Бог с тобой.
– Будет те дурить-то, Гришка, – строго сказал Кондрат, подходя к Банникову. – Ты что, ай белены объелся? Надевай свои причиндалы[9], пойдем.
– Отстань, Кондратий, – оттолкнул его Григорий, – дай душе казачьей взыграться!..
– Ну, леший с тобой, – махнул рукой Булавин и, твердо держась на ногах, упругой походкой пошел на пристань. Он знал неукротимо буйный нрав Банникова.
– Якудра, ковш! – потребовал Григорий и, подвязав на голый живот кушак с саблей, сунул за него пистоль. Надвинув на голову шапку с красным шлыком, выхватил из ножен саблю, сбил с бочки затычку.
Кабатчик подал ему ковш.
– Подходи, атаманы-молодцы! – загремел Григорий. – Подходи, честная станица!.. Гришка Банников ныне угощает всех. Подходи, молодцы!..
Казаки тесно обступили его. Проходившие мимо по улице бабы и девки заинтересовались, кого это так тесно обступили казаки, заглядывали через плечи. Увидев оголенного казака на бочке, с визгом отскакивали:
– Ой, девоньки ми-илые! Голый, голый там!..
Григорий, сев верхом на бочку, зачерпнул ковшом вина, подал Сазонову.
– На, рябой вахлак, пей, антихрист, покуда с ног не упадешь.
Взяв ковш, Мишка Сазонов посоветовал Григорию:
– А ты, Гришка, прикрылся бы… а то вон бабы-то смеются.
– Замолчи, рябой! Не твое дело.
– Ну, тогда будь здоров, – смиренно сказал Мишка. – По дедушке Ермаку, по донскому казаку… Наше дело маленькое: дают – бери, бьют – беги… – И махом опорожнил ковш. – Спасет тебя Христос, Гришка, – сказал он, причмокивая языком и обтирая ребром ладони усы, – доброе винцо… Дай бог, чтоб вовек не переводилось…
– Пей еще, – зачерпнул снова Григорий.
– Погоди, Гришка, – отстранился Сазонов. – Пусть другие пьют, а я покуда пообожду.
– Нет, дьявол, пей! – грозно закричал Григорий. – Пей, анчутка!.. Пей! Не то так дам в твою поганую морду, кровью умоешься… Жадный, говоришь? Пей, покуда не упадешь.
– Ну что ж, наша душа кривая, все приймае, – с шутовской ужимкой взял ковш Мишка.
Казаки, переминаясь возле Мишки, нетерпеливо поглядывали на него и бросали жадные взгляды на бочку.
– Пей еще! – свирепо гаркнул Григорий на Мишку, когда тот вздумал было отказаться от нового ковша.
Мишка подряд выпил пять ковшей, шестого не осилил и, свалившись у бочки, захрапел.
Григорий злорадно ухмыльнулся и, вырвав из рук Мишки ковш, зачерпнул из бочки.
– Подходи, новый! – крикнул он. – Пою всех. Подходи, любой! Дед Остап, играй веселую. Гуля-им!..
Раздались пушечные выстрелы. К городу подходили царские корабли.
На стружементе, пестрея
