пробормотал он. – Это точно. С такой в-высооты…
– Водки вам надо выпить, – выпалил мальчик с участием. – И побольше. Четкий способ, мой отчим, как чего с ним сделается, как задаст! И все проходит. Даже добрым становиться. Во!
– Н-ну раз даж-же отчим…, – Иван выбрался из сугроба. – Если даже твой отчим… Придется. А то что-то как-то не по себе. Но куда же идти?
– А туда! – крутанул рукой мальчик.
Иван пошел сзади. Думая, как хорошо, что тропинку присыпало, и не скользко. Мерзла голова, слегка болело плечо, и отчего-то дрожали ноги. И следовало бы отряхнуться… Мальчик что-то говорил. О какой-то горке, дураке Игнате, который смотрит видик, и о том, как хорошо иметь горные лыжи. А потом вдруг обернулся и не менее категорично спросил, – А за что они вас?
А ведь действительно, за что? Иван сделал слабую попытку увернуться от жутких воспоминаний, – от них почувствовал почти физическую боль – но увернуться не удалось, и перед ним, как в кошмарном сне, парализуя волю и обволакивая безысходностью, возникли большие темные фигуры. Только в этот раз, вместо мощного удара в грудь, они метнули быстрый как выстрел ответ. А за то!
И Иван понял, что они вернуться. Они из тех, кто доводит дело до конца. Ужасное дело, результатом которого должна стать его смерть. Мрак, полет в никуда, какое-то дикое сальто-мортале, по сравнению с которым его падение из вагона – мелкие неприятности.
Нет, они и правда вернуться. Хорошо, очень хорошо, что он взял с собой нож. Только нельзя волноваться. Это глупо. Все вокруг, впрочем, тоже глупо. И складывается так безысходно! Ведь на станции наверняка нет милиции, а кассирша не укроет его у себя. И кто ему поверит? Может быть, вовсе не следует идти на станцию? Но они уже близко. И, с другой стороны, куда еще идти? В лес? Найдут по следам…
– Эй, куда вы так спешите?! – прокричал сзади мальчик. – Следующая электричка еще не скоро!
И, правда, куда?
– А ты э-э-э… Ты здесь живешь? – спросил Иван, останавливаясь.
– Ну, – решительно подтвердил тот.
– Где здесь милиция?
– Ну, у станции. Там и почта, и милиция. Ты туда хочешь идти? Но там уже никого нет.
– Как это нет?
– А чего им сидеть? Они все – по домам. Разъехались. Тут только дядя Виталий живет. Он там, в этом… ну паспортный стол называется.
– Идиотизм, – раздраженно проговорил Иван. Ему стало обидно, что его никто не защищает. Он не нужен ни кому в этом мире. Его даже никто не ждет. Кроме, может быть, его комнаты, его рояля, его нот. Какая это жестокость! Никто так и не узнает, что он мог написать. И что написал. И этот дядя Виталий… Зачем этому дяде рисковать ради него жизнью? И эти огни в домах… Сидящие за этими окнами прекрасно себя чувствуют, слушая халтуру. Вот, если бы на его месте был кто-то из этих конъюнктурщиков… Но, все же, нужно что-то делать. Идти на станцию…
– Тебя как зовут? – попытался отвлечься Иван.
– Максим.
