ли кто обладал более зорким взглядом, чем Бодлер, когда дело касалось проблематичных сторон этого блестящего явления. Это, возможно, связано с тем, что для него самого изначально этот особый золотой блеск оставался недоступным. Порше считает, что у Бодлера, похоже, не было выбора относительно того, куда отдавать свои рукописи[82].
«Бодлеру, – пишет Эрнест Рейно, – приходилось <…> сталкиваться с жульничеством; он имел дело с издателями, спекулировавшими тщеславием светской публики, любителей и начинающих авторов и принимавшими рукописи, только если на книгу была подписка»[83].
Поведение самого Бодлера соответствует этой ситуации. Он отдает одну и ту же рукопись в несколько редакций, идет на повторные издания, нигде этого не упоминая. Он очень рано начинает смотреть на литературный рынок без всяких иллюзий. В 1846 году он пишет: «Каким бы прекрасным ни был дом, он прежде всего – и это до того, как глаз задержится на его красоте, – имеет столько-то метров в длину и столько-то – в ширину. Так же и литература, представляющая собой бесценнейшую материю, прежде всего измеряется числом строк; и литературный архитектор, которому одно только имя не обеспечивает барыша, не может торговаться»[84].
Вплоть до конца жизни место Бодлера на литературном рынке было незавидным. Подсчитали, что он всем своим творчеством заработал не более 15 тысяч франков.
«Бальзак губит себя кофе, Мюссе[85] оглушает себя абсентом <…>, Мюржер умирает в госпитале, а теперь вот и Бодлер. И ни один из этих писателей не был социалистом!»[86] – пишет Жюль Труба, личный секретарь Сент-Бёва. Бодлер несомненно заслужил признание, которым наделяет его последняя фраза. Однако он не переставал понимать при этом истинное положение литератора. Для него было привычным делом сравнивать литератора – и в первую очередь самого себя – с проституткой. Об этом свидетельствует сонет «Продажной музе» – «La muse vénale». Вводное стихотворение к «Цветам зла», «Au lecteur» [«К читателю»][87], показывает поэта в неблаговидном положении человека, получающего звонкую монету за свои откровения. Одно из самых ранних стихотворений, не вошедших в «Цветы зла», обращено к уличной девке. Его вторая строфа гласит:
Pour avoir des souliers, elle a vendu son âme;
Mais le bon Dieu rirait si, près de cette infâme,
Je tranchais du tartufe et singeais la hauteur,
Moi qui vends ma pensée et qui veux être auteur[88].
[Она за медный грош готова продаваться,
Но было бы смешно пред нею притворяться
Святошей и ханжой – я тоже из таких:
Я и за полгроша продам свой лучший стих.
Последняя строфа, «Cette bohème-là, c'est mon tout» [«Такова богема, таков весь я»], с легкостью причисляет это существо к богемному братству. Бодлер знал, каково в действительности положение литератора: тот отправляется на рынок, как фланер, намереваясь поглазеть на его толчею, а на деле – чтобы найти покупателя.
Глава 2. Фланер
Ступив на рынок, писатель стал оглядываться там, словно в панораме. Его первые попытки сориентироваться
См. Porché, op. cit. P. 156.
Ernest Raynaud. Ch. Baudelaire. Etude biographique et critique suivi d'un essai de bibliographie et d'iconographie baudelairiennes. Paris, 1922. P. 319.
II. P. 385.
Мюссе, Альфред де (1810–1857) – французский поэт, прозаик и драматург романтического направления.
Цит. по: Eugène Crépet. Charles Baudelaire. Etude biographique, revue et mise à jour par Jacque Crépet. Paris, 1906. P. 196–197.
У Бодлера это стихотворение обозначено как «Вступление».
I. Р. 209.
