отважились на «физиологию» народов. Не забыли и о «физиологии» животных, которые издавна служили темой для безобидной насмешки. Главное было в безобидности. В своих штудиях по истории карикатуры Эдуард Фукс обращает внимание на то, что у истоков физиологических очерков стоят так называемые сентябрьские законы, то есть ужесточенные цензурные меры 1836 года. Из-за них целый штат способных и поднаторевших в жанре сатиры художников оказался одним махом отсеченным от политики. Если это удалось в графике, то уж в литературе правительственный маневр должен был тем более увенчаться успехом. Ведь в ней не было политической энергии, которую можно было бы сравнить с энергией Домье[92]. Таким образом, реакция стала предпосылкой, «объясняющей возникновение колоссального обозрения буржуазной жизни, которым <…> занялись во Франции <…>. Все проходило перед глазами: дни радости и печали, работа и отдых, семейные нравы и холостяцкие обычаи, семья, дом, дети, школа, общество, театр, типажи, профессии»[93].
Неторопливая безмятежность этих описаний вполне согласна с настроем фланера, отправляющегося на асфальтовые мостовые пополнять свой гербарий. Однако уже тогда не все места в городе подходили для бесцельных прогулок. Широкие тротуары до Османа[94] были редкостью, узкие же не давали надежной защиты от проезжавших экипажей. Фланерство едва ли получило бы значимое развитие, если бы не пассажи. «Пассажи, недавнее изобретение промышленной роскоши, – сообщает иллюстрированный путеводитель по Парижу, вышедший в 1852 году, – представляют собой крытые стеклом, вымощенные мрамором проходы через целые массивы домов, владельцы которых объединились для подобного предприятия. По обеим сторонам этих проходов, освещаемых сверху, располагаются самые элегантные магазины, так что подобный пассаж оказывается городом, миром в миниатюре». В этом мире фланер чувствует себя как дома; он готов стать летописцем и философом «излюбленного места праздношатающихся и курильщиков, ярмарки всевозможных малых ремесел»[95].
Сам же он ищет там верного средства от скуки, процветающей под недремлющим оком окрепшей реакции. «Кто смог бы предаться скуке в человеческой толпе, – говорил, по свидетельству Бодлера, Гис[96], – тот глупец. Глупец, повторю я, и глупец презренный»[97].
Пассажи являются гибридом улицы и интерьера. Если говорить о литературной технике физиологических очерков, то речь идет об испытанном приеме газетного фельетона – обращать бульвар в интерьер. Улица становится для фланера квартирой, где он чувствует себя так же уютно, как буржуа – в своих четырех стенах. Блестящие эмалевые таблички компаний для него – такое же и даже более эффектное украшение стен, чем живопись, украшающая салон буржуа; балюстрады – его конторка, на которой он устраивает свою записную книжку; газетные киоски – его библиотеки, а террасы кафе – его эркеры, из которых он после завершенных трудов взирает на свое
Домье, Оноре (1808–1879) – живописец, скульптор и график. Автор острогротескных карикатур, направленных против социальной реакции во Франции и «добрых буржуа».
Eduard Fuchs. Die Karikatur der europäischen Völker. Erster Teil: Vom Altertum bis zum Jahre 1848. 4. Aufl. München, 1921. S. 362.
Осман, Жорж Эжен (1809–1891) – политический деятель, префект Парижа, руководивший широкомасштабной реконструкцией французской столицы.
Ferdinand von Gall. Paris und seine Salons. Bd. 2. Oldenburg, 1845. S. 22.
Гис, Константин (1805–1892) – французский художник-рисовальщик. Бодлер посвятил ему статью «Поэт современной жизни» (1863).
II. P. 333.
