новое начальство. Глава службы безопасности (СД) города Борисова Шенеман, служащие гестапо Берг и Вальтер, комендант города Борисова Шерер, комендант Зембина Илек, переводчик Люцке, бургомистр Зембина Давид Эгоф, начальник отделения полиции Зембина Василий Харитонович, его заместитель Феофил Кабаков и полицейские из местных жителей: Алексей Рабецкий, Константин Голуб, Григорий Гнот, Константин и Павел Анискевичи, Яков Копыток.
Полицаи ходили по домам, выгоняли на улицу жителей, обыскивали. Если находили то, что понравится, забирали себе. Григорий Гнот заглянул в дом, в углу которого с двумя детьми ютилась Хася Ходасевич.
– Ну-ка, жиды, выворачивайте карманы!
Григорий был сильно пьян, его покачивало. Глаза белые, почти невидящие. И от этого винтовка в руках была ещё страшней. На сбившихся в плотную кучу людей словно смотрело три глаза. Два слепых, залитых алкоголем, и один мелкий, чёрный, хищный, несущий смерть.
– Кому сказал! – Гнот выхватил из кучи старика Шендерова, потащил его за собой во двор. Ветхий дед даже не сопротивлялся, повис на руке полицая и только громко, протяжно вздыхал. Видимо, боялся даже вскрикнуть.
– Гоните деньги, иначе застрелю старого козла! – заорал Гнот.
Швырнул старика на землю, пнул сапогом.
– Даже до трёх считать не буду. Пристрелю и всё тут!
– Нет у нас денег, – подала голос одна из женщин. – Вы же всё уже забрали.
– А вы пошукайте получше! – захохотал Гнот и протянул к женщине трясущиеся лапы. – Или мне самому пошукать?
Ему отдали пук из платков, какой-то одежонки.
– Тряпки? – поморщился полицай. – Зачем мне ваши тряпки?
– Ничего больше нет, – ответил тот же голос.
– Ладно, – смилостивился Григорий. – Давайте хоть это. С паршивой овцы шерсти клок.
Он сгрёб жалкую еврейскую одежонку и пошёл бандитствовать к соседнему дому.
Брат Ремы плакал половину ночи, вздрагивая и прижимаясь к матери. Никак не мог успокоиться. Так его напугал страшный человек с ружьём. Тяжело дышал старик Шендеров. От удара у него что-то оборвалось в груди, и он выдыхал с присвистом. Невестка рукавом вытирала пот со лба старика.
В середине августа 1941-го полицаи отобрали среди жителей гетто восемнадцать мужчин покрепче и приказали выкопать на северной стороне посёлка огромную яму. Евреи зароптали, в голос зарыдали женщины.
– Дурачьё! – сплюнул себе под ноги полицай Голуб. – Кому вы нужны? Видите, по полям техника сгоревшая стоит. Будет мешать работать на поле. Надо её убрать.
Евреи немного успокоились, принялись за работу. Вскоре яма была готова. Огромная, почти пятьдесят метров в длину, с земляными ступеньками, спускающимися на самое дно.
Утром 18 августа полицаи Гнот и Голуб ходили вдоль по Рабоче-крестьянской улице с криками:
– Жиды, эй, жиды! Все на выход с документами! Брать с собой документы! Всем собраться у
