Иосифович вжал голову в плечи, зажмурился.
– Ты заместитель начальника полиции, Пётр Людвигович.
– Вот и помни это, и своим скажи! – внезапно остыл Ковалевский.
Для острастки ткнул кулаком в лицо просителя, но уже не со злостью, а так, для порядка. И зашагал дальше. Сапожник остался с тоской поглядывая вслед бывшему сослуживцу.
Пока шёл к зданию полиции, все встречные кланялись ему, снимали шапки. Люди с жёлтыми звёздами на груди покорно переходили на другую сторону улицы. От этих поклонов, почтительных взглядов настроение у Ковалевского слегка поднялось. У входа он встретил бургомистра Станислава Станкевича, протянул ему руку.
– Здравствуй, Пётр Людвигович, – кивнул полицаю бургомистр. – Чего хмурый такой?
– А-а, – пожал плечами Ковалевский. – Жиды надоели. Шастают по всему городу, раздражают. Когда уже приказ будет?
– На конец августа обещают, – важно ответил бургомистр. – Как переселим их в гетто – мигом шастать перестанут. Оттуда только по пропускам выходить будут. В городе дышать станет легче.
– Скорей бы уже.
– Поедешь сегодня туда?
– Обязательно.
– Матовилов на месте?
– Пётр Денисович? Землемер? Где ж ему ещё быть. Без него всё дело встанет.
– Хорошо работает?
– Старается. Сразу видно учёного человека.
– Смотрите. А то скоро комиссия туда приедет от городской управы, Стругацкого Иосифа Антоновича знаешь?
– Знаю.
– Вот он и приедет. И ещё инженер один, Соловьёв фамилия. Проверять будут, чтоб к концу августа всё готово было. Может, нужно чего? Проволоки хватает?
– Было бы неплохо добавить.
– Так не стесняйся, проси. Для хорошего дела ничего не жалко. Ладно, побегу. Весь в хлопотах сегодня.
Станкевич сунул Ковалевскому свою вялую интеллигентскую руку и заторопился прочь.
Пётр Людвигович презрительно сплюнул ему вслед.
– Гимназист, учителишка. Всё на меня свалил. Не хочет сам ручки марать. Со старых времён привыкли всё чужими лапками.
Однако комиссия – это лишние хлопоты, перед ней надо показать работу. Ковалевский развернулся и двинулся в сторону Красноармейской и Слободки, где с 25 июля окружали забором из колючей проволоки несколько кварталов – будущее Борисовское гетто.
27 августа 1941 года приказ пришёл.
Ковалевский стоял немного позади шеренги полицаев и с ленцой поглядывал на угрюмую толпу, тянущуюся по улице в сторону Слободки. Евреям запретили брать с собой тёплую одежду, мебель, запасы. По одному чемодану да по узелку в руки.
– Им и этого будет много, – уверял «товарищей» Ковалевский. – Они же как тараканы. Выживут, ещё и плодиться начнут.
Над городом стоял крик, плач. Полицаи выгоняли семьи, попавшие в списки, из домов, щедро раздавали удары прикладами и сапогами,
