авторитетом участкового, а хотел просто расспросить её, поговорить по душам. Но! Теперь для неё он и в самом деле в первую очередь представитель власти, сурового и ужасного НКВД, а уже потом односельчанин. Ещё во время службы в Войсках НКВД по охране тыла, Александр лично убедился, какое сильное впечатление на рядовых граждан производят слова типа «протокол», «допрос», «деяние» и прочая юридическая феня. Нехорошо, конечно же, но иначе Рая Евгеньевна просто замкнётся в себе и будет на манер попугая повторять только то, что уже рассказала начальнику районной милиции.
– Хорошо, – Александр вновь склонился над блокнотом. – Насколько мне известно, до самого начала войны мой отец, Асеев Никифор Петрович, менять место жительства не собирался. Это так?
– Да, гражданин начальник, – пусть и несколько нервно, но, всё же, заговорила Рая Евгеньевна. – У нас тогда в Четвёрочке никто не сомневался, что фашистов, и финнов заодно, быстро отбросят и окончательно разобьют на их же территории.
– Но этого не произошло.
– Не произошло, – Рая Евгеньевна тяжело вздохнула. – Третьего ноября, как сейчас помню, Красная армия оставила Кондопогу и отошла на восток. Финны тогда по железной дороге мимо Четвёрочки на Медвежьегорск прошли. Всего один отряд по посёлку прошёлся, убедился, что солдат нет, и ушёл. Но мы тогда все жутко напугались.
– Понятно, – Александр прилежно заскрипел карандашом. – Дальше, пожалуйста.
Начало допроса вышло скомканным и напряжённым, однако постепенно Рая Евгеньевна оттаяла. Ведь она и в самом деле не имеет никакого отношения к гибели его семьи. Слово за словом комендантша разговорилась. Началось то, что на языке следователей называется «свободный рассказ». Александр перевернул в блокноте первую полностью исписанную страницу. Всё, что пока от него требуется, так это уточняющими вопросами направлять рассказ в нужное русло.
– Леспромхоз сразу работать перестал. Но мы тогда ещё не думали разбегаться кто куда. Мы тогда всё надеялись, что это ненадолго. Но, увы, – Рая Евгеньевна всплеснула руками, – время шло, а наша доблестная Красная армия так и застряла где-то на востоке за Медвежьегорском. Но и это позже выяснилось, а тогда мы вообще ничего не знали. Радио не работает, газет нет.
А тут, как на грех, слухи дурные поползли, дескать, в Кондопоге аресты начались. Финны принялись хватать евреев, комиссаров и прочих, кого подозревать начали. В самой Кондопоге оккупационная администрация объявилась. Бумажную фабрику, вроде как, вновь в работу пустить собрались. Да и ГЭС тоже. А это уже всерьёз и надолго, мы тогда все это поняли.
Ваш уважаемый батюшка в Гражданскую в Красной армии воевал, в партию по ленинскому призыву принят был, бригадиром на лесопилке работал. Да и вы сами, как я теперь поняла, не просто в Красной армии, а в НКВД служили. Вот он и не стал дожиться, пока у финнов до него руки дойдут, семью в охапку и укатил в Дубуяну. Это деревня такая, километрах в пятнадцати на север будет.
– Да, да, я знаю, –
