Ты мой будущий муж, и я обязана слушать тебя.
В доказательство правдивости своих слов она демонстративно повернулась спиной к подошедшему Вульфраду.
Когда же сгустились сумерки и влажный вечер спустился в долину, когда у ручья запылал первый костер, наступило время веселой фарандолы. Взявшись за руки, поселяне шли гуськом, напевая и все убыстряя темп, переходя от ритмичных приплясываний к бегу и прыжкам. Заводилой, как обычно, была Эмма. Одна рука её лежала на поясе, другой она вела за собой Ги, тот держал руку белокурой Сезинанды, за ними следовали брат Серваций и остальные. Полудикие жители лесов тоже были вовлечены в веселый хоровод и, придя в исступление от такого веселья, неистово завывали, заглушая звуки волынок и рожков надрывающихся монахов-музыкантов. Блаженный Ремигий, с разинутым в безумной улыбке ртом, хихикая, хлопал в ладоши и прыгал среди детей.
Поначалу фарандола кружила между костров, затем Эмма повела её вокруг церкви и далее, между хижин селения. Привязанные собаки исходили лаем. Танцоры, охмелевшие от вина и вдобавок опьяненные весельем, с хохотом, визгом и прыжками, спотыкаясь и падая, вереницей неслись мимо хлевов, перескакивали через ограды, вновь вернулись на луг. Когда они закружили среди столов, где доедали остатки пиршества не участвовавшие в общей фарандоле, один из столов опрокинулся, хоровод смешался, образовалась шумная хохочущая толпа.
Маленький брат Тилпин, которого еще прежде по подсказке Фулька накачали вином, чтобы не приставал со своими суровыми филиппиками, и все это время мирно спал на скамье у поваленного стола, внезапно оказался в центре событий. Он испуганно выбрался из толпы, озираясь вокруг бессмысленными, по-совиному широко открытыми глазами. Сам аббат, все еще раскатисто смеясь, подхватил ученого брата под руку, отвел под стену церкви и бережно уложил там среди лопухов, ласково поглаживая по голове.
Эмма и Ги стояли неподалеку, все еще смеясь и не разъединяя рук. Юноша был благодарен своей невесте за ту благодатную легкость, которая словно переливалась в него. Никогда в жизни ему не приходилось так веселиться. А потом случилось чудо – Эмма прильнула к нему, кротко вздохнув, лицо её оказалось близко-близко, огромные глаза светились совсем рядом, а влажные губы блестели. Он замер, оглушенный стуком её сердца, бьющегося у самой его груди, погрузившись в тепло её волнующе легкого тела. Эмма с вызывающей полуулыбкой снизу вверх смотрела на него, и он, не сознавая, что делает, обнял девушку за талию, ощутив её податливую хрупкость.
Эмма опустила ресницы, лукавые ямочки обозначились на её щеках. Она мягко разомкнула его руки и вприпрыжку, как ребенок, побежала к гостям.
– Дядюшка Фульк, а теперь пусть твои воины порадуют нас танцем с мечами!
Эмма уже не смотрела на Ги, стоя подле Фулька. Тот, смеясь, потрепал её по щеке. Рядом с широкоплечим Фульком и его рослыми вавассорами она казалась особенно хрупкой. С воинами графа она держалась непринужденно, не дичилась их, как прочие деревенские девушки.
Ги все еще оставался на месте, не в силах успокоить бешеный стук сердца. Заметив брошенный в его сторону
