плиту в кухне и натерла полы, а Нине Ивановне, которая металась вслед за ней по квартире, снисходительно заметила:
– Да вы не мельтешите, прилягте. Я у вас тут не покраду ничего. Я только один раз в жизни крала, да и то свои, заработанные деньги.
– Зачем же тебе свои-то деньги красть нужно было? – изумилась Нина Ивановна. Она прилегла на старый диванчик, а Тамара быстро протирала стекла и говорила:
– Потому и украла! У нас в деревне жизнь, знаете какая? Днем навоз чистишь, вечером слушаешь, как батяня с братишкой ругаются. Самогонки хлебнут – и пошло у них друг друга хлестать. Весело, да?
– Ну… в семьях всякое бывает. Тебя-то ведь не обижали.
– Меня-то? – Тамара от возмущения чуть не вывалилась в окно. – Да меня чуть ли не каждый день все гоняли: иди, мол, замуж скорее, перестарок! И мамка, и жена братова – покоя не давали.
– Так ты же совсем молоденькая, – поразилась Нина Ивановна, – у тебя паспорт-то есть уже?
– Да мне двадцать уже! Я б и вышла – парней приличных нет! Как мамка лямку тянуть неохота – с утра до ночи в свинарнике да на огороде, а потом еще пьяного мужика ублажать. Нет, спасибочки! – ее белокурые волосы воинственно выбились из-под платка.
– А так что, лучше? – вздохнула Нина Ивановна. – По чужим людям ходить убирать.
– Я к работе привычная, мне в деревне неохота, а тут – Москва!
– Но все-таки, как же это ты свои деньги украла?
– Мне, сколько в совхозе ни работала, председатель денег никогда не давал – все батяне отдавал. Я с двенадцати лет работаю, а копейки своей не видела, правильно это? Вот прихожу однажды вечером, дома – никого, только батяня один за столом спит, и денег у него полный карман. Я сразу все деньги выгребла, паспорт свой схватила – и на шоссе! Мимо нас дорога на Сызрань идет, а по ней автобус ходит – раз в день. Только мне в тот час повезло – как раз автобус проходил. Поэтому я и решила, что судьба – доехала до Сызрани, а оттуда уж до Москвы на поезде.
– И не жалко родных-то было? – с укором спросила Нина Ивановна. – Без денег их оставила, и беспокоились о тебе, наверное.
– Чего им беспокоиться! Жалели – это верно. Что без работницы остались. А деньги – мои! Я сызмальства горбатилась!
– И совсем не скучаешь без них? Неужели навестить не хочешь мать-то?
– Чего уж, они уж без меня обвыкли, а мне и тут хорошо. Кино на каждом шагу, зарплату платят, и горячая вода есть.
– Но ты ведь совсем одна, не обижают?
– Кто не захочет, того не обидят. Конечно, есть у нас девочки, которым парни голову закрутили. Одна вот, Любка, родила даже. Он все ходил, ходил, а как узнал – сразу смылся. Мы к нему ходили, так мать его даже на порог нас не пустила. Хотели на работу сходить, чтобы комсомол с ним разобрался за аморалку, но Любка не пустила.
– Ей теперь квартиру должны дать – с ребенком-то, как мать-одиночка.
– Кто ж ей даст, это только
