он, Андрюша, я не знаю, что делать. Представляешь, связался с малолеткой, и она забеременела. Что будет, Андрюша, это ведь ему тюрьма, да? Я не знаю, – она вдруг громко зарыдала, – не знаю! Не знаю, что делать! Из комсомола выгонят, из института исключат, да? Посадят! Господи, как я еще жива!
– Бог мой, вы что, все с ума посходили?! Да говори толком, не вопи! Как это случилось?
– Да все этот Ленинград проклятый, не знаю уж, где он там ее встретил! Ездил, ездил, а вчера привозит. Живот уже круглый, глаза у обоих безумные, смотрят друг на друга и ничего больше вокруг себя не видят. «Мы так любим – жить не можем друг без друга! Пусть ребенок пока родится, мамочка, ты поможешь нам, а мы подождем, пока Оля паспорт получит, и поженимся». Лилечка, как я ей сказала, сразу прибежала.
– Для чего ты всем болтаешь? От твоего языка больше всего неприятностей!
– Что ты, Андрюша, Лилечка сама не хочет, чтоб кто-нибудь узнал! Она ведь Илюшу так любит, я просто поражаюсь такой самоотверженности! У нее, бедной, аж глаза на лоб полезли от всего этого, но она держится – очень мужественно и благородно. Они с Ильей ведь должны были пожениться, она так верила ему, представляешь…
– А Семен-то твой что говорит? – бесцеремонно перебил ее брат, не дослушав рассказа о благородстве Лили.
– Не знаю, Андрюшенька, он вообще, как всегда – ничего не говорит, ждет, пока я что-нибудь скажу. Представляешь, это кошмар, а не девка! Чистый кошмар! Прыткая – до ужаса! Сначала обманула Илюшу, сказала, что ей восемнадцать – она высокая, здоровая, как взрослая. Один раз наврала – переспала с ним, ладно. Но потом ей это понравилось, она купила в аптеке какие-то противозачаточные колпачки и решила, что теперь ей море по колено – можно гулять напропалую. Илья, не будь дураком, прыгнул к ней в постель и целый месяц не вылезал – помнишь, он в январе и феврале в Ленинграде пропадал, даже на занятия опоздал после каникул?
– В январе? Тогда уже срок солидный, надо торопиться. Я поговорю с Людмилой. Потом мы ее тихо и без скандала отправим домой, а там что-нибудь сообразим. Что ее родители говорят, они знают?
– У нее только одна мать, которая, по-моему, вообще за ней не смотрит. От нее они скрыли – беспокоить, видите ли боятся, у нее сердце больное. А у меня не больное? Меня, значит, можно беспокоить? Да я чуть богу душу не отдала, когда он ее привез!
– Это хорошо, что мать ничего не знает – пусть и дальше от нее скрывает, сердце ее бережет. Главное сейчас – не выпускай ее из дома, следи, чтобы ни с кем не болтала.
– Андрюша, да ты не понимаешь! Они не хотят избавляться от ребенка! Она, стерва, не хочет – в этом главная беда. Боже ж мой, что мне делать! Может, мне собой пожертвовать – прикончить ее, чтобы спасти сына? – она закатила глаза и прижала руку к груди.
– Это все лишняя болтовня, Вика, и никому не нужная. Пойди на кухню – выпей валерьянки. Мне, кстати, тоже налей. Все утрясется – я сам поговорю с ними. Не паникуй, пожалуйста, будешь делать все, как я скажу.
Виктория судорожно вздохнула,
