за то, что мочился, когда они трапезничали. Или вообще опустят… «Водька» этот ещё наверняка на меня нажаловался. Прибил, дескать, калеку за песенку…»Он подошёл к двери в виде решётки и стал звать надзирателя. Тут арабы наконец замолчали. Александр затылком ощущал, как они наблюдают за ним. К счастью, вертухай не заставил себя долго ждать. Он ещё и говорил по-английски.
Невструев произнёс прочувствованную речь, в которой посетовал на условия содержания арестантов в чужеродной культурной среде, и поинтересовался, не найдётся ли в этой тюрьме камеры с более близкими ему людьми по духу и воспитанию.
– You want to Russians? Why didn’t you say it earlier?[1] – усмехнулся вертухай, отпёр камеру и повёл заключённого вон из арабского плена.
«Это они так пошутили, что ли?» – подумал Александр.
[1] – Ты хочешь к русским? Почему не сказал раньше?
Глава 6.
Смотрящий «русской» камеры бухарский еврей Гриша принял его радушно. Со снисходительной улыбкой выслушал невструевские истории о заточении и содержании в культурно чуждой среде.
– Ты здесь по недоразумению, брат, – резюмировал он с лёгким азиатским акцентом. – Если твоя жена на суде покажет, что сама порезалась, тебя сразу отпустят. Ну а если нет, на полгода присядешь минимум.
– Тебе ещё повезло, – заметил один из сокамерников с живым лицом и модной причёской. – Может быть, полицейские и жену твою, и тебя спасли. Я вот, например, от синьки совсем дурной делаюсь. Могу и зашибить кого ненароком. Потому и не пью. Почти.
На что бухарский без особой злобы поинтересовался:
– Да ты, Артист, никак за мусоро́в впрягаешься?
Невструев на всякий случай заступился:
– Гриша, а ведь он прав, в натуре. Всякое могло быть.
Откуда только словечко это в лексиконе доктора взялось – «в натуре», да и вся эта интонация приблатнённая? Видимо, недаром фильмы смотрел да книги про места заключения разнообразные читал, въелись они в подкорку и лезли теперь в его активный словарь.
Смотрящий спорить не стал.
– Я тебе одно скажу: если бы ты был местный, они бы тебя не тронули и извинились бы ещё за причинённое беспокойство.
– Да конечно, а мало местных за домашнее насилие сидят? – усмехнулся Артист.
– Не мало, но должно бы гораздо больше, – урезонил его смотрящий.
Сам Гриша совершил проступок посерьёзней, чем домашнее насилие. В поисках денег на дозу тяжёлых наркотиков заприметил сувенирный магазинчик, в который продавец, когда выходил по нужде, не запирал дверь, а отсутствовал минимум минуты три. Гриша проник внутрь, дёрнул нормально денег из кассы, а когда выходил, навстречу ему попалась бабка, у которой на шее висела массивная золотая цепь. Он, будучи в преступном настроении, цепь ту тоже дёрнул и убежал. В общем скачок вышел фартовый, но Гриша не учёл, что магазинная камера оказалась-таки не муляжом. Приняли его тем же вечером. Тёпленького и поправленного забрали
