что бы ты почувствовал, если бы умер твой Владыка? – спросил Рук.
Раненый поднял палец и погладил чешую аксоча. Со лба у него текло, кожа в свете фонаря была мертвенной, но он улыбался, словно святой, узревший свое божество.
– Аксоч соединяет меня с ним. Так я ощущаю его милость и неудовольствие. – При слове «неудовольствие» по лицу раненого прошла тень и тут же растаяла. – Я и теперь его чувствую.
Бьен оглянулась на Рука – тот мотнул головой.
– Что именно ты чувствуешь?
– Его мощь. – Мужчина содрогнулся, закатил глаза. – Я чувствую, как он несется сквозь камыши, я чувствую, как бьется кровь в его жилах. Он нетерпелив. Он охотится.
– На кого охотится?
– На ваших богов.
Рука от этих слов пробрал холод.
– По-моему, ты говорил, что Трое нужны ему в союзники, – заметила Бьен, нахмурившись.
Вестник встряхнулся, избавляясь от овладевшего им видения, и устремил на женщину горячечный взгляд.
– У него нет союзников, он – Первый. Ваши боги склонятся перед ним, или он порвет их на части. Вот сейчас он преследует…
Аксоч дернулся.
Раненый распахнул глаза.
– Прости, Владыка, – забормотал он. – Мне было повелено нести весть, славить тебя…
Ошейник изогнулся и стал сжиматься. На шее вестника вздулись жилы. Лицо стало наливаться багрянцем. Он поднял руку к аксочу – и отдернул, как от ожога.
– Прости, Владыка, – с кашлем выдавил он. – Убей меня быстро. Заткни эту негодную глотку…
– Что происходит? – не выдержал Рук.
– Он его душит, – огрызнулась Бьен, пытаясь поддеть ошейник, но палец не проходил.
Глаза вестника выкатились, налились слезами.
– Держи его, – рыкнул Рук, выхватив поясной нож.
Бьен бросилась к вестнику, прижала его к кровати.
Тот разевал рот, но кашель глушил обрывки слов. Из последних сил он попытался оттолкнуть Бьен, которая, крепко обхватив его за плечи, навалилась всем весом. Рук работал ножом, но вестник мешал ему, отбиваясь, а аксоч был тверже двадцатилетней лианы-душительницы. С топором в руках он бы справился, а нож, хоть и остро отточенный, только бессильно царапал чешую.
– Скорее, – прошипела Бьен.
Рук торопливо пилил. Вестника скрутила судорога, и нож, сорвавшись, резанул его по плечу.
– Он умирает! – воскликнула Бьен.
Рук покачал головой, выпрямился, выравнивая спертое дыхание. Из распухших губ вестника вывалился синий язык, лежащие вдоль тела руки больше не вздрагивали. Аксоч продолжал сжиматься, пока не врезался наполовину в кожу и плоть шеи, а потом замер.
– Не умирает, – буркнул Рук, – умер.
6
– Погибших я помню, – говорила император. – Пять лет назад они помогли спасти Аннур. Они
