карие глазки. Два – не семь. Но даже и этого достаточно.
Вечно опущенные уголки рта придавали Олесиному лицу выражение некоторой трагической меланхолии, основанной на презрении к миру, несправедливо обижающему её.
Глаза – зеркало души.
Красивые Олесины глазки, скрытые чёрными ресницами, были непроницаемы как выгреб во дворе у Штирлица. Губы заменяли зеркальную функцию глаз. Из рисунка губ следовало, что Олесей управляла неуверенная и обиженная душа с незаживляемыми зарубками переживаний.
Её неуверенность в благополучном истечении необдуманного и диковинного романа с пожилым, хоть и весьма бодрым интеллигентишкой, подкреплялась огромной разницей в возрасте.
Разница составляла цифру двадцать семь. Для непосвящённого она чудилась как семнадцать. Для талантливых интеллигентов это является хоть и редким, но вполне терпимым случаем.
Преимущественно именно на это Кирьян Егорович и делал ставку. Более весомого аргументария у него не было. Но талантливость ещё требовалось доказать. В паспорте талантливость не прописана.
♫♫♫
Кирьян Егорович вцепился в Олесю хваткой необыкновенной.
Он охмурил Олесю за один только вечер, да что вечер – за полвечера, – и так уверенно, будто всю жизнь специализировался в ловеласах и довёл это умение до совершенного мастерства.
В его пору, собственно говоря, и сами бабы—женщины были ему уже не очень нужны: лишь бы были очередные партнёрши—игруньи, разжигающие охотничьи страсти, интрижки-шахматишки; и интересен был сам процесс совращения. А тут вдруг на него, словно в отместку за прошлое, накинулась и стала жрать с кишками самая настоящая, запоздалая, и по—ястребиному хищная любовь.
Кирьян Егорович, пребывая в скромном звании набирающегося опыта холостяка, надеялся, что не весь женский мир после развода повернётся к нему спиной.
Он томился от отсутствия правильного женского внимания с не доставшимися по прошлой жизни похвалами в честь его немереных талантов.
И, потому только, завидев красивую Олесю, залетевшую ему в глаз, словно в пасть акулы с загнутыми зубами, а следом и в сердце, сумел перебороть естественный страх отторжения, который находит на большинство нормальных мужчин при первом знакомстве.
За него решило сердце: он автоматически стал действовать так, словно нужно было лечь на амбразуру вражьего дзота, от подавления которого зависела судьба войны и его личная доля в победе.
Словом, в тот момент он был Александром Матросовым и Александром Суворовым в одном лице. Один был героем, другой гениальным победителем и автором сумасбродного перехода через непроходимые Альпы.
Кирьян Егорович от ветхости своего войска и кратковременности момента сделался ужасным нахалом и умелым соблазнителем: он быстрее ветра миновал Альпы, и ещё не спустившись в долину,
